То было давно…

– Нет, не от глупости, а от непонимания, – ответил глазами Тоби. Потом соскочил с постели на пол и прыгнул к окну. Посмотрел в окно и заворчал: – Бух, бух, бух.

По улице шла собака Легро, большая собака, его враг. Тоби поднял голову, залаял, подбежал ко мне в волнении, опять к окну и ко мне. Тоби звал меня идти. Ему необходимо подраться с собакой Легро.

Тоби не боится никакой собаки.

А когда он был со мной в балагане, где я смотрел слонов, он удивленно ворчал, рассердившись: ему хотелось подраться и со слоном. Когда бывает со мной, он никого и ничего не боится.

Скучные дни

Зима. Верно – всю, всю Россию снегом замело. «Заметают метели все дороги, все пути – негде к милому пройти». Сугробы глубокие. Морозы трескучие…

Страна родная, как лик твой особенен и изменчив!.. Зимой казалось мне: неужели этот мрачный сад мой сиял весной, покрытый зеленью, был полон пением птиц и дыханием ландышей и жасмина? Неужели это было? И на темной деревянной моей террасе было веселье и смех друзей моих?..

А теперь? Только воспоминания. И друзей уже нет – умерли. И дом мой взяли у меня люди, искавшие правды, которую сочиняют тоже люди, которые тоже умрут… И тайной мне кажется земля, на которой я еще жив. И ничего не знаю, почему всё так странно и случайно в мире?

Пишу сейчас воспоминания, и пролетает передо мной прежняя жизнь… Россия…

В России мне никогда не приходилось видеть людей, ночующих под мостом реки. У всех был ночлег. Может быть, я ошибаюсь, но где бы я ни был – на Волге, на Белом море, в Сибири, на юге, – я видел больше смеха и веселья, чем уныния и тревоги.

Конечно, везде было и горе, болезни, смерть, преступность. Но русские люди в большинстве были бодры и не были погружены в заботы о доходах. Русский человек редко говорил о деньгах. И я помню, как при этом один рабочий сказал хозяину: «Ну, давай скорей – наживай. Будя сквалыжничать, скучно».

Русский человек мало думал о завтрашнем дне. Он жил сегодняшним днем, а что будет после – все равно. Это черта особенная. Она сложилась под влиянием русского довольства.

У русского человека было много странностей и причуд, совершенно непонятных европейцу.

Я помню, как толстовцы в Рузском уезде сняли дом у помещика и ходили в деревни «помогать народу». Развивать его. Носили воду, топили мужикам печи и до того им надоели, что мужики их за это самое обложили по 3 рубля с человека.

Толстовцы были поражены. Недоумевали. Говорили:

– Боже, какое невежество…

Но пришлось платить, а то не пускали в деревню.

Тетка Наталья жаловалась:

– Этот барин, – говорит, – зачитал нас. Придет в избу и читает…

Милая, сумбурная, невозвратная жизнь.

Не спится… Бессонница…

На башне чужого города часы пробили четыре. Я всё вижу Россию, свой дом в деревне, сад, зиму, метель метет. На окне у меня стоят золотые фарфоровые вазы. В них бумажные цветы. А за окном большие ели, заметенные снегом. И там могила моей собаки Феба, нет уже Феба у меня, не будет. И вижу я его красивую голову и умные глаза – точно живой он стоит передо мной, и глажу его голову, и его добрые глаза с какой-то небесной честью смотрят в мои глаза…

Ах, как многое хотел бы я вернуть! Но мчится жизнь…

А кругом тоска, ссоры, тревога, ненужная, без радости, энергия…

С утренней зарницей придет день. И нужно достать трудные деньги – платить за право жизни.

Утро… Моя собака Тобик подает мне газету: бегать к газетчику за газетой – его обязанность. Я беру ее у него изо рта и краем сложенной газеты чешу ему спину и похлопываю его – такой уж установился порядок.

Звонок… Тобик бежит к дверям и грозно лает – возвещает о приходе чужого, хотя отлично знает, что пришел приятель. Лай сменяется радостью. Тобик прыгает в восторге, встречая приятеля.

Собаки любят дружбу людей. Не любят ссор. На дворе другая собака – враг Тобика, Мике. Но Мике тоже собака. Он обожает детей и детские игры… Но когда мальчики играют в войну, Мике встревожен и озабочен. Глаза его делаются печальными, и он прыгает, хватает зубами игрушечные пистолеты, грызет их. Переломал себе зубы. Мике знает, что это игрушки смерти. Бедный Мике, он останется без зубов.

– Ну что, – спрашиваю я приятеля, – что нового?

– Да всё то же, – отвечает приятель. – То же самое – не платят. Какое туше! Сигара во рту, говорит: «А оркестровка готова?» Я ему говорю: «Мне за комнату платить…» – «Мало, мало в вас жертвенности, патриотизма – всё на деньги переводите…» Хорошо, что у меня хозяин терпит, а то ведь пропадать!

Звонок. Приходит другой приятель – чиновник, человек сосредоточенный, русский, похож на медведя. Говорит, входя:

– Одеваешься?

– Да, одеваюсь.

– Ну вот…

Он садится у окна, достает из кармана сверточек в бумажке. Тобик прыгает вокруг него. Он вынимает сдобный пирог и, говоря «постой, постой», угощает Тобика.

Странно, что Тобик, не лая, бежит в переднюю к двери и дожидается, пока тот поднимается в подъемной машине. Как это Тобик знает, что это именно он? А мы так мало знаем, что будет, и совсем не знаем, что думает человек, который говорит с нами. Не постигаем обманчивых друзей и любви коварной…