«То было давно… там… в России…». Книга вторая

[До 15 октября 1919 г.], ст. Удомля, им. Островно

Дорогой Иван Кондратьевич!

Тщетно ждал Вас. Я понимаю, что теперь трудно приехать. Я думаю дожить, если Бог приведет, здесь до 15 октября, а потому все жду Вас. Может быть, приедете с Леней^[261]. За посылку благодарю Вас очень — за краски, которые от Вас привез Соколов^[262]. Вандик^[263] и твердые охры разведу своей слезой и, когда приедете, выкрашу Вас за то, что хотите изорвать мои картины. Я работаю, но горе — нет свету, свечей, керосину. Я же пишу, люблю писать сумерки. Это поэзия, и вот — пришлите, привезите, если найдете. Написал несколько, более конченных, вещей — теперь пошло хуже — дожди, нет модели. В общем, жалею, что не поехал в Итларь^[264].

Кто всех удивил — это Леша^[265]; он так написал, что куда угодно — в Париж, никому не подражает, рисует замечательно.

Вот еще горе — столько Коровиных развелось похоже на меня, что такой, как я, рад, что Леша сам по себе.

Прошу Вас, дайте Анне Станиславне Барановской^[266] под расписку от Вас за мой счет три тысячи рублей — на дрова и жизнь. Знаете ли, что мне нужен Ваш серьезный совет — где мне жить: здесь, в Москве или Итлари.

Я чувствую, что болезнь сердца ухудшается. Ведь я уже старик — мне нужен покой; я потому и не поехал в Петербург), где же я могу работать столько, ходить по таким лестницам и оплата, на которую не смогу купить даже хлеба для семьи. Я не поехал, а как хотелось пописать хорошо. […]^[267]

Пред[анный] Вам Коровин

Спасибо за присланное.

ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 43. Лл. 1–2. Автограф

7 [7]

[Осень 1919 г.], ст. Удомля, им. Островно

Дорогой Иван Кондратьевич!

В Москву поехал Лева[и]^[268]. Прошу выдать ему краски — двадцать флаконов белил, т. к. он поедет ко мне.

По Вашем отъезде я опять сильней захворал — боль руки и бока.

Пришлите что-нибудь, [мыльца,] холстика и скипидар.

Ваш Коровин

Осень — пишу хорошо. Пейзажи с водой.

ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 44. Л. 1. Автограф

8 [8]