То, что меня не убьёт...-1

можно жить? А ведь живут. Будто и нет кругом людей, совсем рядом, над головой, в светлых красивых жилищах, с удобной мебелью и телевизорами, с поцелуями перед сном и сказками на ночь… Нет, вокруг — каменные пещеры с чудовищами, хищники крадутся, выслеживая добычу, сильный получает лучший кусок, слабого прогоняют из пещеры в непогоду: выживет — хорошо, а нет — ещё лучше…

Он бы её, наверное, так и не нашёл, но она не выключила фонарик, потом разметалась и что-то сдвинула в своей оболочке из картона и тряпок. В щель пробился наружу луч, его-то Серёга и заметил. Расширил щель, заглянул… и сперва отшатнулся — в нос шибануло тяжёлым, спёртым воздухом. Он раскидал «скорлупу», посветил фонариком в лицо девочке, но она не проснулась. Не могла. Скорее всего, уже никогда бы не проснулась.

Серёга надеялся, что это она, но узнал её не сразу, хотя и видел: нашёл именно ту, что весь прошлый год сидела рядом с ним за партой. Он выволок её из того логова на улицу, почти не заметив веса обмотанного гнусными тряпками тела. Постоял, не зная, куда теперь. В голове будто ветром повымело — никаких мыслей. Зато в груди было горячо и больно, наверное, от тепла её тела, которое он прижимал к себе — явно у девчонки температура.

И тут его ослепил яркий свет, окружили люди и тело с его рук забрали, хоть он и не отпускал:

— Ты молодец, мальчик. Ты её нашёл, теперь мы о ней позаботимся, не волнуйся. Можешь поехать с ней. Хочешь? — он кивнул и его посадили в освещённое тёплое нутро фургона рядом с… Миль? Он её всё ещё не признавал, она была не такая. Её уже освободили от хлама, в который она куталась, и оказалось, что она очень худая и грязная, это особенно бросалось в глаза на фоне белых простыней, которыми её укрыли.

Фургон куда-то долго ехал, люди в белом занимались Миль, без суеты и очень эффективно: вот она уже более-менее чистая и походит на человека, но такого истощённого и так оклеенного какими-то кружочками с проводками, что смотреть неприятно; в венах обеих рук торчат толстые иглы, в рот и нос вставлены тонкие трубочки, на голове тоже путаница проводов… Всё это пугало ещё больше. Окон фургон не имел, вместо них все стены занимали приборы — и все они работали, мигая огоньками, гудя и попискивая.

Переднюю перегородку прикрыли неплотно, оттуда, оборачиваясь, встревоженно посматривал человек, так упакованный в тёмную одежду, что видны были только его глаза и рот. Наконец, суета вокруг Миль поутихла, и человеку с переднего сиденья сказали:

— Состояние стабильное, — на что он кивнул, и оборачиваться стал реже.

Серёга сидел тихо-тихо, слушал непонятные переговоры, приглушённо доносившиеся из переднего отсека, и терзался: с одной стороны, хорошо, что Милке оказали помощь и теперь она выздоровеет и больше не будет бродяжить, а с другой — она ведь не зря от всех пряталась, наверное, а он, получается, сам её сдал. Выследил, нашёл и отдал. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что не виноват, его пасли профессионалы, и никуда бы он от них не делся, но всё равно было противно…

Фургон встал, медики быстро унесли Миль и часть приборов, Серёга двинул было следом, но его ловко развернули и оказалось, что он идёт в другом направлении в сопровождении высоких тёмных фигур, которые двигались так тихо, что казалось — они часть ночи. Серёге даже стало неудобно за свой топот, и он постарался ступать аккуратнее, но тут же стал отставать, его взяли за плечо и посоветовали:

— Шевелись, парень. Потом отдыхать будешь.

Они вошли в свет, Серёга прикрыл глаза, а когда проморгался, обнаружил, что остался один. Впрочем, нет, не совсем: в дальнем от мальчика проёме двери стоял, прислонившись к косяку, хорошо одетый пожилой мужчина. Судя по всему, он ждал, пока глаза у Сергея адаптируются. Дождавшись, слегка кивнул и сказал:

— Пойдём, поговорим, — повернулся и неспеша зашагал, уверенный, что мальчик последует за ним. Не оборачиваясь, мужчина представился: — Звать меня Петром Даниловичем. Не отставай.

Серёге ничего другого и не оставалось, он плёлся, любуясь покроем пиджака и интерьерами помещений, по которым проходил. Провожатый открыл перед ним одну из дверей:

— Заходи. Эта комната — твоя, пока ты у нас гостишь. Я взял на себя смелость выбрать для тебя ужин. Полагаю, ты голоден?

И Серёга понял, что, несмотря на все события — да, он-таки голоден!

— Ну так не стесняйся! — провожатый улыбнулся и приглашающе повёл рукой. — Направо — санузел. Можешь повесить куртку сюда и переобуться. Затем мой руки и за стол. Я подожду здесь.

Он с удобством расположился в одном из двух кресел, имевшихся в комнате, а Серёга, стараясь, чтобы челюсть отвисала не очень сильно, осмотрелся, пристроил куртку на вешалку, сменил ботинки на тапочки и прошёл, куда указали.