То, что мы оставили позади (ЛП)

— Слоан, — произнёс он почти нежно.

— Я злюсь, потому что он причинил боль тебе и твоей матери. Он разрушил вас. И что он сделал в итоге? Сбежал от всего этого? Мирно?

О, чёрт возьми. Одна горячая, злая слеза скатилась по моему лицу и прочертила дорожку.

Люсьен взял меня за плечи.

— Не смей проливать из-за него ни слезинки.

— Не смей указывать мне, что чувствовать.

— Он не разрушил меня, — настаивал он. — Я не позволил ему помешать мне построить эту жизнь.

— Люсьен, какую жизнь? — мой голос надломился.

— У меня больше денег и власти, чем…

— У тебя есть все. У тебя миллионы долларов и высокопоставленные знакомые. Ты работаешь каждый день. Но ничто из этого не сделало тебя счастливым. Ты сохранил фамилию, чтобы её никогда не ассоциировали с ним, и это здорово, но этот род закончится на тебе. Ты сделал вазэктомию, потому что он заставил тебя поверить, будто ты ущербный.

Его красивое лицо окаменело.

— Не всем дано быть счастливыми, Слоан.

— Видишь? Вот это, — я ткнула пальцем ему в лицо. — Он разрушил тебя. Он разрушил нас.

На секунду Люсьен выглядел ошеломлённым. Он выглядел так, словно я его ударила. А затем маска снова скользнула на его лицо. Он отпустил меня и отступил на шаг.

Но теперь, начав, я уже не могла остановиться. Я сократила расстояние между нами и произнесла слова, которые мучили меня с пятнадцати лет.

— Он забрал милого, умного, красивого мальчика и заставил его чувствовать себя сломанным. И я никогда не прощу ему этого.

— Он не разрушил меня. Я тот, кто я есть, вопреки ему.

— Нет. Ты тот, кто ты есть, назло ему, — возразила я. — Каждый раз, когда ты делаешь выбор, основываясь на том, что он сделал бы или не сделал бы, ты по-прежнему даешь ему власть. Он по-прежнему разрушает тебя. Сначала из тюрьмы, а теперь и из могилы.

Люсьен не выглядел довольным моей проницательной оценкой. Он выглядел абсолютно взбешённым. Его челюсть двигалась под аккуратно подстриженной бородкой.

— Думай, что хочешь. Но он не сделал ничего, чтобы разрушить нас. Ты сделала это сама.

Я втянула воздух, впитывая его слова.

— Я извинилась за это. Мне было шестнадцать.

— И сколько тебе сейчас лет? Потому что ты снова не доверила мне вести свои дела. Тебе нельзя было доверять тогда, и тебе определённо нельзя доверять сейчас.

Моя голова раскалывалась. Крендель осел у меня в желудке как кирпич.

— Ты не можешь простить меня за это? Ну, а я не могу простить тебя за то, что ты позволил Анселю победить.

— Бл*дь, Слоан, катись домой.

— С удовольствием.

Я выскользнула за дверь и хлопнула ею изо всех сил.

Глава 19. Ошибки совершены

Люсьен

Двадцать два года назад

Я резко проснулся, в ушах у меня звенело эхо какого-то звука. Я не мог позволить себе роскошь затаить дыхание и ждать, чтобы понять, были ли это тени сна или кошмар, в котором я жил на самом деле. Я уже натягивал шорты, когда услышал это снова. Пронзительная мольба потонула в грубом обвинении.

Ужин остыл.

В доме царил беспорядок.

В гараже были грязные следы.

Слишком громко.

Слишком тихо.

Я неправильно на него посмотрел.

Я родился на свет.

Раздался грохот, за которым сразу же последовал сдавленный крик с первого этажа, пока мои босые ноги спускались по лестнице. Они были слишком громкими, поэтому это не начало. Я заснул.

Глупо.

Я никогда не засыпал раньше него. Это небезопасно. Я не доверял ему. Но я так чертовски устал. В последние недели моего последнего учебного года, когда я работал неполный рабочий день и делал вид, что готовлюсь к поступлению в колледж, я в изнеможении забирался в постель, свою или Слоан.

Мистер Уолтон так много сделал для меня.

Он помог мне подать заявление, получить стипендию и два гранта. В колледже мне даже не пришлось бы играть в футбол. Футбол уже сказывался на моём организме. Футбол и жизнь с отцом. На людях мы втроём снова и снова разыгрывали один и тот же нелепый фарс, притворяясь, что за закрытыми дверями не существует тьмы. Что мы не переживаем один и тот же кошмар снова и снова.

Но никто не может вечно скрывать правду. Особенно, когда она была такой уродливой. Я не собирался покидать этот дом, пока в нём жили мои родители.

Я не смогу. Я единственный, кто его останавливал.

Я внимательно наблюдал за ним, зная, что это произойдёт снова. Отсчёт заново начался несколько недель назад, после его последнего жестокого взрыва. У меня всё ещё не восстановилась полная подвижность плеча, а у моей матери появился новый шрам в уголке рта. Она таяла у меня на глазах, как будто стирала себя из реальности.

В тот раз я хотел причинить ему боль. Не просто остановить его, но и причинить ему настоящую боль. Я хотел показать ему, каково это.

Но я сдержал себя. Едва-едва. Когда перед глазами всё застилало красным, я подумал о мистере Уолтоне и шахматной доске. «Иногда лучшее нападение — это хорошая защита».

Поэтому я защищался. И ему ничего не было. Но я знал, что он не сможет долго оставаться хорошим. Этот мужчина был бомбой замедленного действия.

Я знал, что это так, но всё равно заснул. Это моя грёбаная вина.