Жизнь чужую прожив до конца,Умерев в девятнадцатом веке,Смертный пот вытирая с лица,Вижу мельницы, избы, телеги.Биографии тем и сильны,Что обнять позволяют за суткиДвух любовниц, двух жен, две войныИ великую мысль в промежутке.Пригождайся нам, опыт чужой,Свет вечерний за полостью пыльной,Тишина, пять-шесть строф за душойИ кусты по дороге из Вильны.Даже беды великих людейДарят нас прибавлением жизни,Звездным небом, рысцой лошадейИ вином, при его дешевизне.
«На Мойке жил один старик…»
На Мойке жил один старик.Я представляю горы книг.Он знал того, он знал другого.Но все равно, не потомуПриятель звал меня к немуМеж делом, бегло, бестолково.А потому, что, по словамПриятеля, обоим намБыла бы в радость встреча эта.– Вы б столковались в тот же миг:Одна печаль, один языкИ тень забытого поэта!Я собирался много раз,Но дождь, дела и поздний час,Я мрачен, он нерасположен.И вот я слышу: умер он.Визит мой точно отменен.И кто мне скажет, что отложен?
«Зачем Ван Гог вихреобразный…»
Зачем Ван Гог вихреобразныйТомит меня тоской неясной?Как желт его автопортрет!Перевязав больное ухо,В зеленой куртке, как старуха,Зачем глядит он мне вослед?Зачем в кафе его полночномСтоит лакей с лицом порочным?Блестит бильярд без игроков?Зачем тяжелый стул поставленТак, что навек покой отравлен,Ждешь слез и стука башмаков?Зачем он с ветром в крону дует?Зачем он доктора рисуетС нелепой веточкой в руке?Куда в косом его пейзажеБез седока и без поклажиСпешит коляска налегке?
«Читая шинельную оду…»
Читая шинельную одуО свойствах огромной страны,Меняющей быт и погодуРаз сто до китайской стены,Представил я реки, речушки,Пустыни и Берингов лед —Все то, что зовется: от КушкиДо Карских студеных Ворот.Как много от слова до словаПространства, тоски и судьбы!Как ветра и снега от ЛьвоваДо Обской холодной губы.Так вот что стоит за плечамиИ дышит в затылок, как зверь,Когда ледяными ночамиНе спишь и косишься на дверь.Большая удача – родитьсяВ такой беспримерной стране.Воистину есть чем гордиться,Вперяясь в просторы в окне.Но силы нужны и отвагаСидеть под таким сквозняком!И вся-то защита – бумагаДа лампа над тесным столом.