То, что не исчезает во времени (СИ)

Они подошли к видавшему виды ЗИСу. Дверца в салон была открыта, и Настя начала подниматься на нижнюю ступеньку, но, не привыкшая ездить в автобусах, не учла ее высоту. Если бы не случайная попутчица, которая подхватила сзади и помогла взобраться, Настя точно упала бы. Немного растерявшись, она плюхнулась на первое от двери сиденье — спиной к водителю. Но ее «товарка» быстро прошла в салон и позвала Настю на другое сиденье — неудобно ехать спиной, усадила ближе к окну, а сама села рядом — она первая будет выходить.

— Как я выйду, тебе еще две остановки — там сойдешь и спросишь, куда идти, — уже по-свойски, перейдя на «ты», наставляла попутчица.

Постепенно автобус заполнился. Настя смотрела в окно и волновалась: найдет ли? И как еще примут? А если не найдет, то успеет ли обратно на электричку?

В сумке, которая стояла у нее на коленях, лежали подарки: платок и конфеты. Там же лежал и фронтовой треугольник — письмо сына, где он написал о девушке Оле и указал ее адрес.

Нужный дом Настя нашла быстро — деревянный, старый, но еще добротный, скамейка, палисадник. Она сначала позвала хозяев, потом, когда никто не откликнулся, сама открыла калитку и, оглядываясь, осторожно поднялась на крыльцо. Собаки вроде не было. Стала стучать в дверь, дернула ее. Закрыто. Потопталась, снова постучала, уже сильнее. Тишина. Сообразила заглянуть в окно, но, ничего не разглядев, начала стучать по стеклу — не уходить же в самом деле. И замка на двери нет, значит, изнутри закрыто. Может, спят люди.

Наконец что-то загремело в сенях, и дверь распахнулась. Настя увидела женщину лет сорока, бледную, худую, в ночной сорочке, поверх накинута кофта, волосы наспех подобраны в хвост.

— Вам кого? — с раздражением, без любопытства спросила женщина.

— Я… Сын у меня тут служил… воевал в этих местах. — Настя начала волноваться и поэтому говорила сбивчиво, перескакивая с одного на другое. — Он с девушкой познакомился. Сына Василием звали, а девушку Олей. — Она полезла в сумку доставать письмо, не смогла найти его и опустила сумку. — Василек… Адрес он в письме указал: улица Заречная, дом… шесть. — Дыхание у Насти перехватило, глаза увлажнились. — Номера в письме не разглядеть. Может, и не этот дом. Вы… Вы извините…

Лицо женщины оживилось, она переступила порог и вышла на крыльцо.

— Да, это я — Оля… Ой, что же мы на крыльце стоим! Проходите в дом. У меня не прибрано, — запричитала она, пропуская нежданную гостью вперед.

— Это ничего, — с радостью и облегчением в голосе проговорила Настя, — главное — нашла, нашла вас.

В сенях было две двери, одна из которых вела в комнату, а другая, наверное, в кладовку. Как во сне, мельком Настя оглядела комнату — диван, этажерка, буфет, круглый стол у окна, за который хозяйка и пригласила сесть.

— Я сейчас чайник поставлю, — метнулась она к печке. — Вас как звать? Меня можно Ольгой.

— Анастасия… Степановна, — запнулась Настя — она привыкла, что почти все в Вешках звали ее Настасьей или Настеной.

На столе появились помидоры, хлеб, аккуратно нарезанный, банка рыбных консервов.

Настя спросила, где можно помыть руки, а после достала из сумки яйца и пирожки. Ольга принесла чайник, а из буфета достала початую бутылку «Столичной», стопки и чашки для чая.

— Я сейчас. — Она ушла в другую комнату, где вместо двери висела занавеска. А минут через пять вышла в цветастом платье, немного ей великоватом, как показалось Насте.

— Дочка у меня, Сашенька, спит. Нагулялась утром. Мы с ней вместе и уснули, — стала пояснять Ольга и, видя удивление на лице гостьи, добавила: — Родила-то я поздно, почти сорок стукнуло. Да, видимо, и в голову стукнуло. А дочке всего два и восемь… А, давайте выпьем за знакомство.

Чокнулись. Настя через силу, из уважения к хозяйке сделала глоток и стала есть свой пирог с капустой.

Она смотрела на Ольгу, которая, лихо махнув стопку, теперь закусывала помидорами, и понимала, что нет у нее ни внучки, ни внука. А есть вот эта худая женщина с бледным лицом и впавшими глазами, которая двадцать лет назад гуляла, разговаривала, смеялась с ее сыном.

— Вы ешьте, ешьте, Анастасия Степановна. — Ольга налила себе еще, Настя отодвинула свою стопку. — Давайте за Васю. Пусть земля ему будет пухом. — И, выпив, продолжила, желая, видимо, порадовать Настю: — А он похож на вас — глаза такие же, зеленые. Я помню. Помню.

Замолчали, думая каждая о своем. И одновременно обернулись, услышав детский плачущий голос:

— Мама! Мама!

В комнату из-за занавески вышла светловолосая, крепенькая девочка, в одной майке. Она остановилась, посмотрела на незнакомую тетю и поспешила к матери.

— Сашка, а одеваться кто будет? И не поздоровалась. У нас гости.

— Здластвуй…те, — выговорила девочка и заулыбалась, посмотрев на Настю.

— А ну-ка пойдем. — Мать подхватила ее и понесла в комнату.

Настя вспомнила про конфеты, полезла в сумку, достала и платок — подарок.

Сидели за столом уже втроем. Сашенька в платье и шерстяных носочках на коленях у матери сосредоточенно разворачивала очередную конфету, изредка бросая взгляды на Настю, а еще чаще на конфеты, лежащие на столе.