То, что приносишь с собой

Еще раз сплюнув в унитаз, он развернулся и, не потрудившись смыть, пошел назад к кровати. Игнорируя боль в почках и желудке, снова рухнул на кровать, тяжело завозился, устраиваясь удобнее, и на несколько минут замер, провожая взглядом пробегающие по потолку отсветы фар редких ночных автомобилей.

Почему туда? В их жизни было столько хорошего. Первые несколько недель первые дозы реколлектора возвращали его в воспоминания о медовом месяце, путешествиях, тихих семейных вечерах или шумных вечеринках. Почему его так затянуло это последнее воспоминание?

Потому что всего один раз решившись нырнуть в него, он вдруг заметил в ее глазах страх. В тот последний миг, перед тем как исчезнуть в коридоре для отбывающих, он ясно увидел в ее взгляде мольбу о спасении.

Как она поняла? Как он смог предупредить ее о том, что произойдет? Что он смог изменить там, в прошлом? Что еще он может изменить? Вопросы бились в мозгу, мешая связно думать.

Да, реколлектор не возвращает в прошлое, это всего лишь прокрутка записей из мозга, но…

Что если нет? Что, если создатели ошиблись? Эта идея захватила и повлекла его за собой, увела в пике навстречу этой комнате и трем последним ампулам в инъекторе.

Он потянулся за ним.

Этот ритуал стал более привычным, чем еда или справление нужды.

Дослать в ствол инъектора очередную ампулу, выщелкнув пустую колбу предыдущей.

Прижать дуло к яремной вене.

Ясно представить себе, как они с женой входят в двери аэропорта.

Нажать кнопку.

Негромкий свист инъектора и такая привычная, почти неощутимая боль в шее. Чуть меньше минуты спустя в мозгу словно разливается ледяная газировка, холодя и покалывая, а потом…

* * *

Господи, как же она красива. Он пропустил ее вперед, через рамку металлоискателя, прошел следом следом, и рамка запищала. Секундная заминка, охранник взмахнул ручным металлоискателем и убедился, что из металла на нем только пряжка ремня. Очередь к стойке регистрации, игривые разговоры ни о чем, взгляды и прикосновения, смех и молчание в ожидании регистрации.

«Не улетай! Не улетай! Не улетай!»

— Не улетай.

В этом месте он, сегодняшний он, наблюдающий за ними из смрадного темного будущего, каждый раз на секунду замирал. В груди становилось тесно, воздух отказывался входить в легкие. Каждый раз ему казалось, что именно тут что-то изменилось. Интонация, взгляд или что-то более тонкое, чем интонации и взгляды. Незримая телепатическая связь, которая всегда существует между двумя влюбленными. Именно тут точка опоры, способная перевернуть не просто мир, но сам ход времени.

Что-то изменить.

— Хорошо, — легко согласилась она, — поехали домой. Билет вернуть уже вряд ли получится, но ничего. Не обеднеем.

В который раз он замер в надежде, что именно теперь они действительно повернутся и уйдут. Сядут в машину, уедут домой и через тридцать пять минут войдут вместе в их квартиру и, наверное, займутся любовью, пока обломки авиалайнера будут догорать под мелким моросящим дождем.

Но вместо этого подошла их очередь, и она, дурашливо улыбаясь, щелкнула его по носу.

— Как маленький. Два дня без меня не можешь.

— Не могу, — послушно кивнул он, подходя вместе с ней к неулыбчивой служащей аэропорта, — не хочу без тебя. Даже два дня.

Он вздохнула и отдала документы.

— Я тоже не хочу. Надо. Два дня — это недолго, — она вскинула глаза и немного натянуто улыбнулась. — Мы переживем.

В ее глазах бился страх. Он не видел его в тот последний день, но отчетливо видел сейчас. Страх, знание, мольба.

Как она могла знать? Это ведь всего лишь воспоминание, откуда знание в ее глазах? В тот миг — как?

Иногда ему снился сон. Обычный сон, в котором он видел то, чего видеть не мог — как она уходит по длинной кишке посадочного коридора к самолету. А он стоит за толстым стеклом и кричит ей вслед, пытаясь предупредить, остановить. Она в последний раз оглядывается, прежде чем исчезнуть за поворотом коридора, и в ее глазах опять пульсирует страх.

В этих снах он начинает биться всем телом о толстое прозрачное стекло, и оно трескается, осыпается на него острыми ранящими осколками. Но за ним оказывается новое, и новое, и новое… И ее самолет отрывается от взлетной полосы, уходя в недолгий получасовой полет.

Через это стекло он и сейчас наблюдает за неумолимым танцем прощания. Последние объятия, каштановые локоны покачиваются в такт шагам, последний взмах рукой, и вот он шагает по парковке…

* * *

Узы реколлектора крепки, но не всесильны. Он рвет прочную паутину воспоминания, выныривает в смрадное настоящее и сдавленно хрипит. Встает, не обращая внимания на боль, яростно пинает единственный в комнате стул, бьет кулаками в стену, опрокидывает прикроватную тумбочку. Злость и отчаяние просят выхода, рвутся наружу криком, но он лишь стискивает зубы так, что они хрустят. Короткая вспышка ярости отнимает все силы, ноги подгибаются.

Все бессмысленно. Он сошел с ума. Или вот-вот сойдет. Что он пытается сделать, изменить прошлое? Это ведь безумие, все что он видит — это лишь записанное где-то в его голове воспоминание.

Почему она знает?