То, что ты есть (СИ)

От осознания собственной ничтожности. Вот он – многолетний старик, дряхлая душонка, искалеченная самой жизнью – так легко лишает ее любой возможности сопротивления, подминает под себя. Гадкий ком обиды подкатил к горлу, и девушка собиралась плюнуть в лицо волшебнику. Только удержалась, решив, что от этого ей достанется еще сильнее, чем сейчас.

– Легенда? – громко спросил Темный Лорд. – Гарри Поттер был мальчишкой, которому удалось понравиться шлюхе-судьбе. Он не сделал абсолютно ничего, чтобы заслужить ту славу, которой его так щедро одарили.

Она только собралась что-то ответить, колко пошутить или ткнуть Лорда в больное местечко, как осеклась. Лицо Джинни, исхудавшей и постаревшей за те несколько лет, измученной темнотой и бесконечным ожиданием всплыло в памяти девушки. Ее может постигнуть та же участь – медленное увядание в четырех стенах.

– Он и пальцем не шевельнул в ту ночь, мисс Грейнджер, – говорил Том, вспоминая. – Лежал в колыбели, когда я занес палочку…

– В то время как ты пытался храбро, благородно убить младенца…

– Младенца, что сулил мне смерть! – вскричал Темный Лорд, наклоняясь чуть ниже. – Он должен был умереть, мисс Грейнджер, чтобы жил я. Либо он, либо я.

Девушка сомкнула губы, отворачиваясь. Волан-де-Морт позволил ей смотреть в другую сторону, потому что сам сейчас не хотел видеть ее лица. Ему почему-то вспомнилась рыжевласая Лили Поттер с ее громким предсмертным вскриком. Красивой была эта женщина, молодой и красивой. Сколько ей было на момент смерти? Двадцать три, двадцать два года? Моложе этой волшебницы, распятой сейчас под ним, гордой и еще несломленной.

– И отвечая на ваш вопрос… Вы, мисс Грейнджер, сделаете из меня легенду.

О, это ни к чему. О темном Лорде уже говорит каждый, и говорит не слишком хорошие вещи. Конечно же, хватает и фанатиков, повернутых на чистоте перемешанной и застоявшейся крови волшебников, людей, что воспевают страдания и убийства. Но здравомыслящих англичан гораздо больше, и разговоры о том, что новый правитель ведет страну по неправильному пути, звучали все громче и громче.

– Снова возьмешь меня силой? – спросила девушка, выдержав паузу.

– Нет, – ответил ей Волан-де-Морт, все еще нависавший над кроватью. – Не сегодня, мисс Грейнджер.

Приподнявшись, он поправил съехавший пиджак. Что-то застряло в зубах мага, но тот не подал виду, снова хлопнув в ладоши. Еда, опрокинутая на пол, целая и битая посуда, сам столик, валявшийся у изголовья кровати – все исчезло. А через пару долгих минут молчаливого созерцания стены ушел и гость, не проронив и слова. Как измученная волшебница, грязнокровая и не имеющая права голоса в новом мире, подарит славу его властителю? Этого никто ей не объяснил.

========== 7. Гордая ==========

Гермионе показалось, будто это утро было самым мерзким в ее жизни. Впрочем, она не могла с уверенностью сказать – что это. Утро? Темный Лорд еще ни разу не выводил ее в свет так, чтобы можно было урвать для себя кусочек неба и определить час дня. Из комнаты ее вывели только раз, и виселицы, увиденные тем светлым деньком, до сих пор занимали порядочный клок места в мыслях девушки.

В этот раз ее навестил не сам владыка, хозяин миллиона магических душ и всего сущего на свете, нет… К гриффиндорке наведалась Беллатриса Лестрейндж. Девушка точно не знала, сколько дней прошло с тех пор, как она видела любую живую душу в последний раз. В комнате не было никого, кроме нее, книг, три или четыре раза в день появлялся поднос с едой, мыло и шампунь восполнялись в комнате сами собой.

Волшебница, прибывшая к пленнице столь внезапно, смотрела в ее спину. Потому что Гермиона в это время рассматривала одежду, томившуюся в ее красивом высоком шкафу. Она двигала вешалки с платьями в разные стороны, смотрела за тем, как плотная хрустящая от свежести ткань поблескивает на свету, что льется из неизвестного источника и никогда не гаснет. Спать с ним гриффиндорка уже привыкла, радуясь тому, что у нее есть хотя бы кровать, в которой нет ни жуков, ни пауков, ни чего пострашнее.

– Тебе не перед кем красоваться, – со злостью в голосе шикнула Пожирательница Смерти.

– Я так не думаю, – также грубо ответила пленница.

Рука женщины дрогнула, ладонь с длинными и несколько кривыми пальцами потянулась к поясу. Гермиона, видевшая ее только периферическим зрением, сразу смекнула, что к чему. От Пожирательницы у девушки остался прощальный подарок – бледный шрам, что раньше складывался в слово: «грязнокровка», а теперь в размытый рубец. Девушка сумела убрать его, сделать почти незаметным. Почти.

Беллатриса по привычке тронула палочку на поясе. Гермиона прикрыла глаза, слегка опустив голову. Она готовилась почувствовать дикую боль, услышать одно из непростительных заклятий, просвистевших мимо. Но услышала только тишину. Пожирательница тут же убрала руку, заставив себя сдержаться от внезапного и необдуманного порыва.

– Дрянь, – шикнула та. – Грязнокровая пакость. Если бы не наш милостивый правитель, ты бы давно болталась в петле на потеху добропорядочным магам.