То, что важнее (СИ)

— Я приеду. Расскажешь всё, — и резко бросил трубку. Её голос казался таким жалобным, а слова такими требовательными, что слушать дальше было просто невыносимо. Ленты вокруг сердца опять сжимаются, сменяя свои нежные касания жгучими объятиями удавки.

И он вновь слабее. Без задержки и сожаления оставляет все собранные подчинёнными досье, подхватывает пиджак и спешит на улицу.

По дороге ему начало казаться, что предстоящая история не будет приятной. Но не узнать было нельзя. Потому что это её история.

Как же он собрался совладать с собой и стать сильнее чувств, если стремглав мчится по первому зову? Мазохист и самоубийца. Вот сейчас. Сейчас надо взять себя в руки, тихо всё выслушать, сделать вид, что проникся, и уйти, пожелав спокойной ночи. Желательно навсегда уйти.

Дверь открывается, и Вескеру стоило героических усилий не улыбнуться Эрин в ответ. Знакомая крохотная кухня, чайный стол переговоров уже накрыт.

Рыжие волосы немного взлохмачены. Неужели она безвылазно сидит все эти дни дома, не утруждая себя прихорашиванием перед выходом в свет?

— Пару лет назад в нашу страну приехала компания Амбрелла, — после недолгого вступления начала Эрин, и начало сразу же заинтриговало Альберта, — Думаю, ты про неё лучше меня знаешь, раз живёшь здесь. Они сразу стали любимцами народа, предлагали всяческую помощь по медицинской части, к тому же бесплатно. А мама мне рассказывала, что в нашем роду все по женской линии умирают, не дожив, порой, и до сорока, — Вескер нахмурился. Да, ничего приятного дальше он не услышит, — Маме уже больше сорока, и она очень боится за себя и за меня. Уговорила меня сходить к специалистам из Амбреллы. Со мной почему-то не смогли разобраться местными силами и посоветовали обратиться сюда, в Раккун-Сити. И с тех пор, как мы с тобой встретились тогда в больнице, нет мне вестей ни хороших, ни плохих, — Эрин тяжело вздохнула и опустила взгляд.

Ей-то сейчас полегче от того, что выговорилась и от того, что Альберт рядом. Но ему было совсем не легче. Пожалуй, ему сейчас было тяжело, как ни разу за множество лет.

Генетическое заболевание. А значит неизлечимое. Даже Амбрелла не сможет помочь. Даже со своими вирусами и паразитами. Вескер почувствовал, как шёлковая удавка сжалась ещё сильнее, уже причиняя вполне физическую боль. Это так злило и подавляло одновременно. Что сейчас сказать для неё? «Понятно, спокойной ночи»? О да, самый простой способ уничтожить человека. Словами, порой, можно нанести рану страшнее, чем ножом. Но Альберт вовсе не собирался резать её словами, только не её. И как назло к тому же в горле застрял комок.

Ужасное состояние раздавленности, бессилия, тоски и боли. Вескеру совершенно это не нравилось и реально злило. Злость, направленная абсолютно в никуда. Хотя вообще-то, если призадуматься, то устремлена она на самого себя. Из-за всех этих дурацких чувств, которым он позволил собой завладеть. Ведь с самого начала знал, к чему это приведёт. Только к боли. По-другому не бывает.

Пальцы крепко сжимаются в кулаки, и Эрин это замечает.

— Прости меня пожалуйста, зря я тебя гружу своими проблемами, — глазами она бесцельно забегала из стороны в сторону, — Но всё равно. Большое спасибо, что пришёл и выслушал.

— Ничего страшного, — голос по-прежнему не подводил. Но взгляд поднимать не хотелось, — Ты поэтому радуешься самым мелочам?

Вопрос риторический. Наверное, никто другой не умеет ценить момент как тот, кто видит конец своего пути. Поэтому все остальные живут настолько беззаботно, ведь думают, что их конец ещё не скоро.

— И поэтому тоже. Тратить драгоценное время на уныние — себе дороже, — Мюллер ловит себя на мысли, что последние две недели как раз тем и занимается, что частенько впадает в печаль, — А с тобой это время превращается в золото.

— Эрин… — порывисто вырывается у него от переизбытка эмоций.

Какое золото, о чём она говорит… Зачем она это говорит? Это её слова режут острее лезвия, потому что это слишком… ответственно. Быть для кого-то золотом, быть спасением. Не иконой, не идолом, не слепой верой, а реальным спасением.

Сейчас он проиграет чувствам. Что-нибудь скажет или сделает, и потерпит поражение. А потом всю оставшуюся жизнь будет пытаться зашить рану. Нет, нет, для него самого спасенья нет. Только бегство.

Он резко поднимается со стула, направляясь к коридору, но на полпути всё равно останавливается. Как же, как же сейчас сбежать и больше никогда её не увидеть? Как она улыбается, несмотря ни на что? Как сияют её глаза, как ветер развевает огненные волосы, словно лучи солнца…

Кажется, что ещё чуть-чуть и сердце просто остановится. В глубине души даже хочется, чтобы так и произошло

Стоя спиной к Эрин, он всё же решает что-то сказать.

— Это ты меня прости. Я не думал, что всё так серьёзно. Что у нас будет всё так серьёзно, — слова подбирались с трудом, потому что внутри был один сплошной хаос. Никогда в жизни Альберту ещё не приходилось чувствовать столько всего и сразу, — Я не думал…

— Хэй, всё в порядке, — она беззвучно подошла сзади и легко опустила ладонь ему на спину