Около минуты он возился с проводами и замками. Моя благодарность за обретенную свободу не знала границ; видимо, ее значительно увеличили введенные мне силами добра препараты. Очень хотелось выразить эту благодарность каким-то действием. Целовать Капитана мне показалось все же чрезмерным, и я забубенил монолог минут на сорок о природе правды и лжи. Суть его состояла в том, что нет никакой лжи. Ложь – это всего лишь эволюционно обоснованный вариант правды. Цель каждого человека – продлить свое существование, вот и врут люди. Не из любви к искусству обманывают, а чтобы добиться тех или иных преференций и, значит, реализовать свою главную цель. Жить подольше и получше. Чарльз Дарвин давно уже все объяснил. Что эволюционно оправданно, то не безобразно. Более того, морально. Следовательно, сами понятия правды и лжи утрачивают смысл. Правда – это то, что помогает выжить в данный момент. В другой момент – другая правда. А лжи не существует вовсе, точнее существует, но только с точки зрения слушателя. Ложь – это то, что мешает слушателю добиваться аналогичной главной цели. Что мешает, то и ложь. Что помогает, то и правда. Естественно, тут имеется поле для конфликта. Что мешает одному, часто помогает другому. Но не нужно путать поле для конфликта с моралью и нравственностью. Поле – оно поле и есть, оно нейтрально по природе своей. Это люди придают полю, если так можно выразиться, полярность. Причем не любые люди, а в основном победители на этом поле. Кто победил, тот и прав, а значит, за тем и правда…
Сорок минут я говорил без перерыва, а когда остановился ненадолго, чтобы перевести дух, в мой монолог сумел вклиниться Капитан.
– Все-таки химия – великая вещь, Айван. Я тебе восемь лет талдычил, что никому твоя правда из
– Какой гость?
– Высокий. Я же говорил, что приедет к тебе один из сильных мира сего с предложением, от которого ты не сможешь отказаться. А приняв это предложение, ты с вероятностью 98 % умрешь в ближайшие несколько недель. Это в случае, если мы до истины не докопаемся. До той самой, эволюционно оправданной, которая поможет выжить нашей несчастной, съехавшей с ума цивилизации. Так что нужно торопиться. Сосредоточься, пожалуйста. Не растекайся мыслью по древу. Правда, ложь, бог, любовь – это все любопытно, но меня интересует другое. Расскажи мне, что произошло после того, как ты покинул Россию. У нас появился шанс, Айван. Искусственный интеллект после твоих предыдущих показаний пересчитал вероятности. Есть две новости, хорошая и плохая. С какой начать?
– С хорошей, – быстро ответил я. – Давно не получал хороших новостей.
– Хорошая новость заключается в том, что с вероятностью 84 % Линда ни при чем. А родители твои ни при чем с вероятностью 92,8 %. Не использовали они тебя втемную, наоборот, отговорить пытались.
– Отлично, Капитан. Открыли Америку! Я вам это с самого начала твердил. Но новость действительно хорошая. А плохая какая?
– А плохая новость состоит в том, что тебя все-таки использовали втемную с вероятностью 79,6 %. Раньше, если ты помнишь, пятьдесят на пятьдесят было.
– Кто?
– В том-то и дело, что неизвестно. Даже предположений у аналитиков нет. Поэтому расскажи мне, что происходило в Калифорнии, максимально подробно. Скорее всего, из тамошних кто-то. Давай, Айван, у нас появился свет в конце тоннеля, и поле, как ты выражаешься, приобрело одну на всех полярность.
Плохая новость оказалась еще лучше хорошей: в Америке со мной действительно начали происходить довольно странные и нелогичные вещи…
– Ладно, – сказал я Капитану. – В Калифорнию я прилетел в самом конце 2017 года…
В Калифорнию я прилетел в самом конце 2017 года, под Рождество. Я не знаю, какими словами передать тогдашнее мое состояние. Шок? Но шок – это скорее что-то неприятное. Счастье? Но не мне, сидящему в трюме авианосца “Рональд Рейган”, говорить о счастье… Рождество. Да, наверное, рождество – я словно заново родился на благословенной прибрежной полоске суши среди апельсиновых и пальмовых рощ. Или попал в рай. Так случилось, что я никогда не бывал в Америке. Америка была во мне. В мальчишке, родившемся в год смерти Брежнева, она пустила глубокие корни. Я слушал американскую музыку, носил джинсы, пил колу и ел гамбургеры. В девяностые, когда я рос, это были не просто музыка, джинсы, кола и гамбургеры. Это были МУЗЫКА, ДЖИНСЫ, КОЛА и ГАМБУРГЕРЫ. Это была сама СВОБОДА.