То ли ангел, то ли бес

— Бедненькая моя, — пожалел Ксюшу Вовчик. — Разрываешься между нами. И некому тебя поддержать.

— Аркаша помог. Ему спасибо.

— Он собирается стать твоим папой, ты в курсе?

— Не поняла?

— Яворский влюблен в Валюшу с детства.

— Для меня это не секрет.

— И она в него вроде как…

— Я догадывалась о том, что мама неравнодушна к Аркаше. Но это когда было? Они не виделись долго, и вообще…

— У нас с тобой когда было? А сколько не виделись? Но вот они мы, вместе. И ты, как честный человек, теперь обязана на мне жениться. Я два зуба из-за тебя потерял. Хорошо, не передних.

Он, как всегда, шутил. Но Ксюша не была настроена на веселый лад. Ее мама и Аркадий?.. Будут вместе? Как это? Пенсионерка и молодой человек? Да, всем известны пары, где жены значительно старше мужей, но они все там… В телевизорах, на обложках. Лично она их не знает. Хотя нет, одну знает. Ее шестидесятилетняя соседка живет с двадцатипятилетним таджиком, что ей ремонт делал. Является всеобщим посмешищем. Ксюше не хотелось, чтобы над ее мамой так же смеялись.

— Я не позволю им, — решительно проговорила она. И она имела в виду не соседей, а маму и Аркадия.

— Баба Яга против? — усмехнулся Вовчик и ойкнул, схватившись за рот. Растягивать его было больно.

— А ты нет? Если бы на месте Валентины была твоя мама и она сказала бы тебе, что будет жить с Барашем?

— Я бы порадовался. И даже их свадьбу провел. Только они друг другу не подходят. А Валюша с Аркашей — очень.

— Но мы почти ровесники с ним…

— И что?

— Когда он играл в «Денди», она уже первые седые волоски выдергивала.

— Он не играл в «Денди». Только на скрипке. Как и она. Они идеальная пара, Ксю. Не лезь к ним. Дай матери почувствовать себя счастливой. А если тебе этого мало… — он хитро прищурился, — подумай о том, что ты станешь падчерицей богатенького буратины.

— Фу, Вова!

— А мама твоя получит отличное лечение в крутых заграничных клиниках. Ей даже сколиоз могут исправить.

Их спор был прерван. Поскольку Вовчика перевели в обычную палату, правда, отдельную, опять, наверное, благодаря Яворскому (в щедрости ему не откажешь), то посетителей к нему пускали без проблем. Только тому, кто явился сейчас, нужно было бы запретить доступ. А именно Николаю, человеку, избившему Вовчика.

— Что, пришел просить, чтобы на тебя заяву не накатали? — накинулась на мужа Ксюша.

— Нет, — не глядя на нее, ответил Коля. Он смотрел только на друга. Уже бывшего. — Я могу войти?

Дорогин кивнул. А Ксюшу взял за руку и притянул к себе. Ей пришлось сесть.

— Я хочу попросить у тебя прощения. Я очень жалею о том, что натворил. Понимаю, это ничего не изменит, но я хочу, чтоб ты знал, на суде мое раскаяние будет искренним.

— Какой суд, Колян? Я сказал ментам, что на меня напал наркоман, чтобы отжать телефон и бумажник. Спи спокойно.

— Не могу. Я чуть тебя не убил.

— Я живучий, как видишь. Так что юридических претензий у меня к тебе нет. Хотя по-человечески я обижен. Да, я тоже хорош… Надо было открыться сразу, но бить лежачего не по-пацански.

— У тебя есть рубль?

— Нет, — растерянно ответил Вовчик. — Все вещи в камере хранения. А зачем тебе?

— Хочу продать тебе свою долю.

— За рубль?

— Да. Работать вместе мы не сможем, но отдавать тебе свое я не хочу. Хватит с меня. Ты и так забрал самое дорогое… Поэтому продаю. За рубль.

Ксюша достала из кармана пятак.

— На! Сдачи не надо.

— Я не с тобой разговариваю.

— Ксю, дай мне рубль, — попросил Вовчик. — Я тебе верну.

— Что за цирк вы устроили? Взрослые мужики, а ведете себя…

— Дай! — уже потребовал он.

Пришлось ей искать в кошельке рубль. Вовчик взял его и протянул Коле. Тот принял, зажал в кулаке.

— Я его сохраню, — сказал он. — Может, пробью в нем дырку и повешу на шею.

— Зачем?

— Чтобы помнить о том, что настоящей дружбы не существует, а все бабы…

Он хотел закончить матом, но сдержался. И стремительно ушел.

Глава 5

Майя стояла, запрокинув голову вверх, и ловила языком снежинки. Они начали падать с неба, пока она находилась у папы. Она видела их через окно. Мелкие хлопья. Они опускались медленно, чуть пританцовывая в воздухе. Разминались перед главным спектаклем — снегопадом.

На душе было паршиво, как никогда. Ее мир рушится… Да так стремительно, что оглянуться не успеешь, как окажешься под обломками.

В детстве Майя мечтала стать примой. Что естественно. Дети, отдавая себя чему-то, неважно, балету, музыке, спорту, шахматам или моделированию, хотят достичь вершин. Стать лучшими. Майя видела себя Черным лебедем и Кармен (ах, как божественно исполняла ее партию в Кармен-сюите ее тезка Плисецкая). Но до сих пор оставалась третьей слева или крайней справа. Артисткой кордебалета. Это не сильно расстраивало, когда она была невестой Яворского. У Майи был ее гениальный скрипач, и она могла вообще уйти из балета. Родить детей и заняться преподаванием. Они это не обсуждали, но Майя грезила об этом, как когда-то о партиях Черного лебедя и Кармен…

Но Аркадий Яворский променял ее на горбатую старушку. Неубиваемую, между прочим. Грохнулась на цемент с высоты пяти метров и всего лишь ноги сломала. Даже селезенку не отбила. И не размозжила голову…