То, о чем знаешь сердцем

Колтон барабанит пальцами по ограждению, и я чувствую, как его напряжение передается мне. Пытаюсь придумать какие-нибудь слова, чтобы заполнить повисшую тишину, но ничего не приходит в голову. Молчание затягивается. Бросаю взгляд на водную гладь, над которой высятся скалы, больше похожие на небольшие острова. На вершине той, что ближе к берегу, расположилась стая беспокойных пеликанов. Я наблюдаю за волнами. Они поднимаются над скалой, а затем неизбежно отступают.

Колтон откашливается, поддевает ногой камушек и неуверенно произносит:

– Слушай… Можно задать вопрос?

С усилием сглатываю. Прочищаю горло.

– Давай, – медленно говорю я.

Он пьет из бутылки и смотрит вдаль. Так долго, что мне становится не по себе. Перебираю сотни разных оправданий, причин, объяснений в ответ на то, что может спросить Колтон.

– Кажется, ты не очень-то любишь вопросы? – Он бросает на меня взгляд, от которого я начинаю нервно переминаться с ноги на ногу.

– Все в порядке. Что за вопрос? – Мой голос выдает волнение.

– Забей. Не важно. – Колтон слегка улыбается. – Значит, у нас всего один день. Тогда давай расслабимся и хорошо проведем время?

Я вдруг вспоминаю одну из записей Шелби. Она запостила цитату из Эмерсона[2], которая ассоциировалась у нее с тем, как после операции ее брат стал относиться к жизни:

«Запишите в своем сердце: каждый день – это лучший день в году. Человек научится жить, когда поймет, что каждый день – это Судный день».

Помню, как читала эту фразу и думала о себе и о Колтоне. Да, жизнь может оборваться в любой момент, мы оба усвоили этот урок, только выводы сделали разные. Он принялся активно заниматься тем, что любил раньше, еще до болезни. А я поступила наоборот – не жила вовсе, будучи не в состоянии отпустить прошлое. Но сейчас, стоя рядом с Колтоном, мне захотелось пойти по его пути.

– Хорошо, – наконец отвечаю я. – Один замечательный день.

– Отлично. Вот и договорились. – Его лицо озаряет широкая счастливая улыбка.

Колтон резко разворачивается и возвращается к автобусу. К его крыше прикреплена ярко-желтая двухместная байдарка.

Пока Колтон снимает ее, меня охватывает неясное чувство страха. Он быстро разделывается с креплениями и опускает байдарку на асфальт. А я гляжу на скалы, на бушующие волны, и пейзаж теперь уже не кажется таким умиротворяющим. Тем временем Колтон вытаскивает с заднего сиденья два весла. Я не трогаюсь с места, будто отказываясь понимать, к чему идет дело.

Мы же не собираемся… Он же не думает, что мы будем… Я никогда раньше…

– Ты когда-нибудь плавала тут на байдарке? – кричит мне Колтон.

Старичок, который сидит на скамейке, с интересом смотрит на него, а потом снова в газету. Я стремительно направляюсь к Колтону, пытаясь понять, как выйти из положения. Проводить время на пляже – прекрасно, любоваться скалами – еще лучше, но лавировать между ними на байдарке – нет уж, увольте. Да и Колтону не стоит таким заниматься, учитывая его слабое здоровье. Слишком рискованно.

– Так что? – произносит он и, не дожидаясь ответа, достает из автобуса спасательный жилет и протягивает его мне.

Я качаю головой:

– Нет… И я… Я вообще никогда не каталась на байдарке и не думаю… Не думаю, что для новичка это подходящее место. Тут везде скалы…

Все, что меня тревожит, – это острые вершины утесов и волны, с шумом разбивающиеся о них.

– Вообще-то, это прекрасное место. Достаточно безопасное. Мы часто здесь проводим экскурсии. – Он улыбается, а после небольшой паузы добавляет: – Я и сам тут грести учился.

– Правда? – Звучит так, будто я ему не верю, но это не так.

Я вдруг понимаю, что хочу узнать его получше. С его собственных слов, а не из дневника Шелби. По лицу Колтона видно, что гребля – важная часть его жизни.

– Да. Мне было шесть.

«Это было за восемь лет до того, как ты заболел, – проносится в голове. – За восемь лет до того, как мама отправила тебя к врачу, полагая, что ты всего лишь простудился».

Чувствую себя виноватой из-за того, что Колтон и не подозревает, как много я о нем знаю. Но в этот момент он не думает о прошлом, и я тоже старательно гоню прочь подобные мысли. Нужно жить настоящим. Я здесь и сейчас, рядом со здоровым Колтоном.

Он вспоминает что-то, смеется и качает головой.

– Я ужасно долго уговаривал маму разрешить мне поплавать с папой, а когда наконец приехал и посмотрел вниз с обрыва, то стоял тут с таким лицом… вот как у тебя сейчас. – Он ненадолго замолкает перед тем, как продолжить. – Все отговорки перепробовал, лишь бы не плыть, но папа молча напялил на меня жилет, всучил весла и потащил байдарку к океану. У самой воды он усадил меня в лодку, опустился на колено и спросил: «Ты доверяешь своему старику?» Мне было так страшно, и я просто кивнул. А он сказал: «Отлично. Делай то, что я скажу. И тогда худшее, что с тобой сможет произойти, – ты влюбишься».

Я нервно хихикаю и стараюсь отвести взгляд, но ничего не выходит.