Тобольский узелок

- Степаниду кривую запиши, она матушке мед с пасеки возила и бражку-медовуху. Николая Егорыча с пристани- большой вклад в монастырь когда-то внес, иконостас обновил тщанием своим, за что и был у игуменьи завсегда обласкан вниманием и молитвами,- диктовала она Саидову, как дьячку поминальник, тыча скрюченным пальцем в край стола.- Чегодаеву вдову, из города она, мадерцей снабжала матушку, а в прочем баба непутевая была, все знали… Томилова Василия Михалыча- икорку нам доставлял, лодки наши чинить своих людей посылал. Похоже, что деньги свои матушка ему в рост давала. Через Рахилю с подворья тобольского…

«Рахиль -это ведь, кажется, Мезенцева? - вспоминал Михеев.-Но она как будто отрицала свое знакомство с ним. Почему бы это? Кто из них врет?»

- Отец Алексей изредка захаживал,- продолжала Миронова, тыча пальцем и колыхаясь всем своим тучным телом.- Толкование мирских событий изъяснял матушке. Газетку иногда читал… Не знаю, кого тебе и назвать еще, всех, кого вспомнила, сказала.

- А Петропавловского Степана Антоновича не вспомнили?

- Такого не помню. Не всех ведь знала, где их всех-то знать.

- А вот он вас знал. Деньги, говорят, вы с ним прятали.

- Эку несуразицу на человека наплетут. Не знала я его, так как же прятать с ним что-то могла? Не говори уж ничо-то.

- Да ведь у нас это не франко-потолок взято,- ввернул Михеев входившее в моду словцо.- Вот послушайте-ка.

Он раскрыл одну из папок на заложенном бумажкой листе и не спеша, поглядывая после каждой фразы на Миронову, прочитал:

«Моя давняя знакомая, Препедигна, просила меня в 1923 году спрятать доверенные ей монастырские ценности- 1300 рублей в золотых монетах, серебряные ложки и прочее. Я сложил все это в железную банку и зарыл в присутствии Препедигны в лесу по дороге к Жуковке. А потом перепрятал все это в другое место, уже один. Здесь они и были найдены по моему указанию».

Миронова, слушая, оставалась спокойной, только шумнее засопела, расслабив отвисшую нижнюю губу. Когда Михеев кончил читать, она сипло хохотнула.

- Ловишь? Умер он, батюшка, в двадцать пятом. Как бы он сказал тебе это? Не с того же света.

- А он это даже сам и записал. И не на том свете, а на этом. И еще до двадцать пятого года. Итак, во-первых, вы его знали?

- Может, и знала, да забыла.

- Во-вторых, ценности вы все же прятали, хотя раньше отрицали это.

Миронова молчала, выжидательно глядя на Михеева.

- В-третьих, вы с Петропавловским спрятали золотых монет на сумму в тысячу триста рублей, а получили для этого больше - две тысячи. В-четвертых…- перечислял Михеев, тыча пальцем в стол, как недавно тыкала Миронова.- Впрочем, давайте по порядку. Снова да ладом, как говорят. Вы же видите, что нам многое известно…

- Раз все тебе известно, так чего спрашиваешь? Пиши сам,- проворчала Миронова.

- Ну что ж, и запишу. Пишите, Саидов… Я, Миронова, признаюсь, что скрывала свое участие в укрывании ценностей. Дело было так.. Может, все-таки лучше сама продолжишь?

- Что уж… Пиши,- наклонила голову Миронова, будто рассматривая свои пухлые, в переплетении вен руки на коленях.

Саидов записывал.

- Дело было так. Когда закрывали монастырь, ко мне в келью пришла старая монашка. Ни имени, ни фамилии ее сейчас не помню, знаю, что потом она умерла…

- Я напомню,- прервал ее Михеев.- Селафаилой ее звали.

- Ну, пусть Селафаилой…

- И не умерла она. Зачем же хоронить живого человека?

- Нашли, значит?.. Пиши… Пришла старая монашка, по имени Селафаила, и передала мне узелок с золотыми монетами. По ее словам, там было на две тысячи рублей, но я не считала…

- Считала, Прасковья Архиповна, считала. Нехорошо обманывать. Стыдно это.

- Бросишь стыд-будешь сыт. Ну, пусть считала, чтоб тебя,- рассерженно отмахнулась Миронова.- Ну, отсыпала себе малость. Пить, есть, на черный день, на смертный час надо?

- На смертный час семьсот золотых рублей не многовато? - заметил Саидов.

Старуха метнула в его сторону сердитый взгляд и, не отвечая, продолжала:

- Золотых монет было на две тысячи рублей, но семьсот рублей я взяла себе и хранила на черный день…

- Понемногу тратя их,- подсказывал Михеев.

- Сначала я прятала сверток…- пытаясь не обращать на него внимания, продолжала Миронова.

- В шкатулке царской…- продолжал подсказывать Михеев.

- И это знаешь? - скривилась в подобии усмешки Миронова.

- В шкатулке этой,- отстукивал пальцем слова Михеев,- у игуменьи раньше хранились разные драгоценности, в том числе ожерелье бывшей царицы…

- Разные драгоценности,- в тон ему повторила Миронова, не замечая насторожившихся вдруг глаз Михеева.

- Вот так-то лучше, Миронова,- похвалил Саидов, положив перо и встряхивая затекшую кисть руки.

- И куда вы их потом девали? - спросил Михеев.

- А их там уже не было.

- Как не было? Вы же говорили, что были.

- Это ты говорил. Может, и были, откуда я знаю. Тебе виднее.

- Хитрите, Миронова?