- Товарищ Михеев,- зашептал ему парень, едва они вышли на кухню и закрыли дверь.- А когда, он говорит, вскрывали тайник-то?
- В двадцать четвертом, когда брат уезжал в Польшу,- ответил Михеев недоуменно, подставляя руки под обжигающую струю воды.- А что?
- Да то, что стену эту никто и никогда не ломал.
- Как так? - изумился Михеев.
- А вот так. Кирпичик тот же самый, что и внутри, в основной стене. Где бы он взял его через много лет, чтоб заложить свой пролом? То-то и оно. А кирпич тот самый, с одним клеймом. Я ведь не зря тебе говорю, до армии сызмальства с отцом по печному делу ходил.
Глядя, как он ловко и споро замешивает в ведре раствор, растирая время от времени его между пальцев и выбирая крупную гальку из зернистого тестообразного месива, Михеев прикидывал - что бы это могло значить: ведь тайником, выходит, никогда не пользовались?
«А Кобылинская? - мелькнуло у него вдруг.- Она говорила еще об одном предполагаемом месте, где-то там, на верхотуре».
- Вот что, друг… Отдай ведро напарнику и скажи остальным, что мы с тобой за кирпичом пошли. А сам - ко мне.- И Михеев легонько подтолкнул его в спину.
Через минуту они поднимались на верхотуру. Узкая деревянная лестница с шаткими перильцами привела их в мансарду из двух небольших комнат. Та же скудная студенческая меблировка, что и внизу: топчаны, колченогий стол, тумбочка и неуклюжий огромный шкаф, неизвестно как затащенный сюда. Отопления в комнатах не было, и зимами, видно, никто здесь не жил.
- А ну-ка, давай простучи стены… Да осторожно, леший,- ласково одернул Михеев печника, с решительным видом взявшегося за деревянную балодку.- Чтоб внизу не услышали.
Тот понимающе подмигнул ему, приложив палец к губам, и принялся тихонько выстукивать стену. Оба напряженно вслушивались.
- Есть,- сказал наконец печник, привалившись к стене ухом и осторожно постукивая вокруг найденной им точки, определяя границы внутренней пустоты.
- Та-ак,- сказал удовлетворенно Михеев, блестя глазами, и сел.- Так, друг ты мой милый… Теперь да-вай-ка мы с тобой покурим.
Они курили и думали, каждый о своем. Видно было, что печнику очень хотелось спросить о чем-то, и он уже не раз, отрываясь от папиросы, поворачивал голову, но сразу же одергивал себя и снова посасывал свою «Красную звездочку».
- Вот так,- сказал, докурив, Михеев.- А теперь зови-ка всех сюда. Всех.
Пуйдокас вошел первым, по-прежнему с книгой в руках. Он был все так же спокоен внешне, только в глазах появилось что-то новое, не то недоумение, не то растерянность.
- Начнем, ребята,- как ни в чем не бывало обратился Михеев к печникам, показывая на очерченный прямоугольник.
Снова застучали топоры, брызнули осколки кирпича, потянулись облачка бурой пыли. На этот раз Михеев смотрел не туда, а на Пуйдокаса.
- Садитесь, Константин Иванович,- указал он на топчан и даже смахнул с него перчаткой пыль.
- Благодарю,- коротко ответил Пуйдокас, но остался стоять, прислонившись к стене, с заложенными назад руками. Он уже явно беспокоился, бросая быстрые, напряженные взгляды на работающих и раздраженно отмахиваясь книгой от летевшей в его сторону пыли, которой он там, внизу, словно не замечал. Михеев открыл окно, и пыльное облачко поплыло на золю.
Когда обломок кирпича упал внутрь, обнажив в стене черный глазок пустоты, Пуйдокас закрыл лицо руками и сел на подвернувшийся ящик.
Но тут Михеев отвернулся от него: его слух снова уловил пустоту. Опершись ладонями на топчан и откинувшись назад, он вглядывался в расширяющийся пролом. Еще пять-шесть ударов, и…
Он невольно вздрогнул, услышав вопль Пуйдокаса. С искаженным лицом тот подскочил к стене и вцепился в кирпичи, пытаясь расширить пролом. Печники в удивлении отступили, вопросительно глядя на Михеева, как и оперативники, двинувшиеся было к Пуйдокасу. Но Михеев чуть заметно махнул им - не мешайте.
Срывая в кровь руки и чертыхаясь, Пуйдокас рвал стену, ожесточаясь ее сопротивлением. Выхватил у печника топор, стал с яростью, не глядя, колотить им, отплевываясь от летящих в рот брызг.
Наконец можно стало увидеть, что там, внутри. Пуйдокас заглянул. Потом выпрямился, вытер окровавленной рукой пот с лица, обессиленно выпустил топор и, коротко выругавшись, отошел к окну. Стоял там, тяжело дыша и отплевываясь.
Все бросились к пролому. Мешая друг другу, стукаясь лбами, заглядывали в смутную темь, курящуюся красноватой пылью… Там, на дне, сквозь обломки кирпича виднелись лишь обрывки бумаги и заскорузлая, с пятнами глины тряпка. Вытащив бумагу с помощью мастерка, Михеев разглядел кусок газеты и с удивлением прочитал ее дату: июнь 1924 года…
- Это как же…
Но он не успел докончить. Все рывком повернули головы к окну. Там на фоне синего весеннего неба вырисовалась грузная фигура Пуйдокаса и тут же исчезла. Растопыренная, словно в прощальном приветствии, четырехпалая ладонь у края карниза - последнее, что увидел Михеев.
Выбежав с черного хода во двор, Михеев еще с крыльца разглядел на грязно-сером снегу темное пятно- тело Пуйдокаса.