Тобор Первый

– Зато безопасней становится.

– Пожалуй, – согласился Аким Ксенофонтович. – Но у меня к вам вопросик один, Иван Васильевич.

– Слушаю…

– Вы обучали Тобора тактике использования воронок от взрывов?

– Нет.

– Так я и думал! – живо прошептал Аким Ксенофонтович. Значит, Тобор самостоятельно дошел до этого, Причем не в спокойной учебной обстановке, а, можно сказать, в боевых условиях, когда времени на долгие размышления нет.

– В боевых условиях? – переспросил Суровцев.

– Именно в боевых! Я не обмолвился.

– Что вы имеете в виду?

– Позже, позже об этом, – махнув рукой, озабоченно пробормотал старик.

– Не могу только понять, по какой ассоциации пришел Тобор к своему решению, – проговорил негромко Суровцев.

Аким Ксенофонтович покосился на него, хотел было что-то сказать, ио промолчал.

К этому времени Тобор почти преодолел метеоритную полосу: ему оставалось сделать три-четыре прыжка, чтобы выйти из опасной зоны. Глядя на посуровевший профиль своего соседа, Суровцев понял, что старик явно чем-то недоволен. У него (это знали все в ИСС – Институте Самоорганизующихся систем) был отличный нюх на всякого рода «неполадки в пробирной палатке», если употреблять излюбленное выражение Акима Ксенофонтовича. Недаром же руководство назначило его ответственным за решающий цикл испытаний Тобора Первого.

– Черт знает что! Будто не прямая трансляция, а замедленная съемка, – буркнул Аким Ксенофонтович, ни к кому не обращаясь, когда Тобор снова замешкался.

– Всего две секунды лишних… – машинально произнес Суровцев.

– Из этих секунд складываются штрафные минуты и часы, сказал Аким Ксенофонтович.

– Путь впереди большой. Нагонит! – вмешался в их разговор вестибулярник.

Суровцев не один год занимался «воспитанием», совершенствованием сложнейшей белковой системы, именуемой Тобором, или Тобором Первым. Заставлял его усваивать все новую и новую информацию, учил решать разнообразные задачи, исподволь, основываясь на трудах великих философов, обучал логике, гибкой и в то же время несокрушимой, как клинок дамасской стали. Не раз Суровцев наблюдал Тобора и в «полевых» условиях ведь он бессменно сопровождал своего воспитанника и на все учебные полигоны Зеленого городка, и на «практику» в открытом космосе, и на дальние поиски, которые проводились на Марсе и Венере. И никогда Иван не переставал любоваться своеобразной грацией движений Тобора, никогда не мог он привыкнуть к этому захватывающему зрелищу – Тобор в прыжке. Оттолкнувшись всеми щупальцами враз и вытянув их в прыжке вдоль тела, он ввинчивался в воздух, подобный живой торпеде. Глядя на экран, Суровцев вспомнил приезжего скульптора, который провел в Зеленом городке несколько месяцев в поисках сюжетов. Из всего, что делают ученые Зеленого, скульптор больше всего восхищался Тобором и говорил, что непременно сделает скульптуру для марсианской выставки «Род человеческий», которая, по замыслу, должна была отразить все, чего достигли люди за всю свою многотысячелетнюю историю. Скульптор рассказывал, что назовет свою работу «Душой исполненный полет» и изображать она будет Тобора в прыжке…

Последний точный прыжок – и метеоритная полоса остается позади. «Жаль, нет сейчас в сферозале скульптора, – подумал Суровцев. – Такой прыжок наверняка вдохновил бы его». Тобор прыгнул по всем правилам сложной и тонкой легкоатлетической науки – под углом в сорок пять градусов, чтобы пролететь максимально возможный отрезок, и уже в полете сумел увернуться от раскаленного болида – на обзорном экране этот увесистый обломок оставил прерывистый тающий трек.

Суровцев вытер взмокший лоб. Еще одно препятствие преодолено. И даже запас штрафного времени на последних прыжках Тобор умудрился преуменьшить. Почему же начальник испытательного цикла продолжает хмуриться?..

Люди в зале задвигались, зашумели, как всегда бывает после длительного напряжения.

– Вот теперь мы можем вернуться к нашему разговору, – сказал Аким Ксенофонтович Суровцеву.

– Насчет цепочки ассоциаций Тобора?

– Да. Я понял, как Тобор догадался прыгать из воронки в воронку. Но начну по порядку. У нас в клубе шел недавно фильм времен последней великой войны.

– Исторический?

Аким Ксенофонтович покачал головой:

– Не исторический, а старый. Он вышел сразу после войны, в пятидесятые годы прошлого века. Об обороне города на Волге. Я смотрел его дважды в институтском клубе. И вам советую посмотреть, Иван Васильевич. Духоподъемный, я сказал бы, фильм.

– Я видел его.

– Ах, вот как. А Тобору показывали?

– Нет. Мне показалось, что фильм для него неинтересен. Не несет нужной для него информации, – счел необходимым пояснить Суровцев, бросив взгляд на Акима Ксенофонтовича.

– Мне вот так не показалось, – произнес Аким Ксенофонтович, – и я попросил киномехаников прокрутить фильм специально для Тобора. И считаю, что исправил вашу ошибку. Только что мы убедились в этом, следя, как Тобор преодолевает метеоритную полосу.

– Не понимаю…

– А вы подумайте.

– Постойте-ка! – осенило вдруг Суровцева. – Эпизод контратаки?..

– Ну да.

Суровцев мигом припомнил документальные кадры старинного фильма, взволновавшие его.