Точка

Он повел меня к деревьям. Под фикусом сидела старуха. Она что-то говорила на местном языке, изо рта торчали только два зуба. «Дай ей руку». Я протянул ладонь. Она заводила по ней сухим пальцем, и только сейчас я заметил, что старуха слепая. Она говорила и смеялась; я посмотрел на мальчика: «Слава тебя окружает. Год-два назад большое горе. Через год, может, меньше, еще будет. Получишь, к чему так стремишься. Будешь счастлив и несчастлив одновременно. Долго жить будешь. Береги любовь, не напирай. И не унывай». Она замолчала, замолчал мальчик. Я вынул из кармана пачку местных денег. Он взял четыре купюры и поклонился мне. Я пошел к магазинам, а паренек догнал меня и передал: «Она сказала – не бери ножницы».

Не бери ножницы – что за бред. О! Вот мини-маркет. Два блока местных самых дорогих сигарет. Полки с газетами и книгами: брошюры о местных красотах, детективы, романы в мягкой обложке, бестселлеры; они уже успели состряпать из «Сапфира» роман, который оккупировал верхний ярус крутящегося треугольного стенда. Ну конечно, мальчик узнал меня. Мне стало как-то неприятно, захотелось отмыться, больше никогда не допускать, чтобы кто-то незнакомый знал обо мне что-то личное. Старуха навела меня на мысль, я сам все узнаю.

У выхода коробка с секонд хэндом. Я откапываю брошюру Луизы Хей за доллар, «Звезды и числа судьбы» за три, а также бесплатный рваный «Дар орла» Кастанеды.

Астрология предлагает принять судьбу, тесно зажатую среди звезд и планет, выстроенных в час моего рождения; нумерология – определенную вибрациями чисел. Я честно составляю натальную карту и рассчитываю то, что повествует мне обо мне.

Луиза Хей советует простить всех, кто причинил боль. Маму, которая делала из меня неудавшуюся себя. Папу, который никогда не вмешивался. Марка, который со мной из чувства долга перед Амандой, продает меня, словно шлюху, и думает, что я получаю удовольствие. Весь мир, которого интересует лишь размер моего гонорара и члена. Я вас прощаю. Покойтесь с миром.

«Дар орла» осваиваю ровно до того места, где эго начинает трещать по швам, и чтобы не сойти с ума, оставляю его в покое. Хотя и пытаюсь выторговать жизнь, вспоминая прошлое.

***

Но даже в раю наступает потоп. Жуткий ливень стеной, такой силы, что пока добежал пятнадцать метров до бунгало, промок до трусов.

Стою у окна в махровом халате, одной рукой опершись на раму, в другой – кружка с чаем. В темной сине-фиолетовой мгле стоит радуга. Последний раз я видел радугу, наверно, лет в семь.

Мы с мамой сидели на ступеньках, козырек крыльца закрывал от тяжелых теплых капель. Она протянула руку и указательным пальцем очертила полукруг, сказав: видишь радугу? Я не видел, и мама сделала пасс снова. И тогда, словно из тьмы, радуга стала проявляться, сначала расплывчатая, сотканная из тумана, – собралась, словно по волшебству.

Передо мной, соединяя берега залива, висит разноцветный мост, такой четкий, что каждая его дорожка видна и сияет по-своему. На лице расплывается улыбка, а из глаз текут слезы.

***

Как же хочется выплеснуть все то, что внутри, сделать хоть что-то, поменять жизнь, себя. Мне нужно выплыть отсюда, но я не вижу точку, куда надо направить силы.

На следующий день мне захотелось испытать себя: я решил узнать свои пределы. Прыгнул в воду и плыл, плыл, как братья в «Гаттаке», не оставляя сил на обратный путь. Вот только страховать меня некому.

Начинаю уставать: мышцы деревянные, ноги сводит; ложусь на спину, но не могу удержаться, ухожу под воду. Смотрю наверх: лучи солнца, голубое колеблющееся небо и тихое спокойствие внутри: «Вот сейчас я умру. Жаль, я так ничего и не понял».

Справа ударяет весло, проталкивая меня к поверхности, кто-то хватает меня за руку и втаскивает в лодку. Местный рыбак крутит пальцем у виска и на своем непонятном языке что-то кричит, жестами показывая акулий плавник, и тычет в воду.

Довез меня до берега, а я отдал ему все деньги, которые были в шортах на пляже.

***

Три дня в голове не носилось ни одной мысли. Все дни я пел, пел песни, которые слышал когда-то по радио или в наушниках парня, что сидел рядом в зале ожидания аэропорта. И вот так, бормоча себе под нос неизвестную мелодию, я наткнулся на себя. Будто кто-то взял и включил свет.

Сидя посреди белой гостиной, поднялся над своей жизнью и увидел ее целиком, охватил и понял. Себя в разных ситуациях с одинаково тупым лицом, покорный и лишенный желаний. Это я. Одинокий. Это я. Никому не нужный. Это я.

Как проснуться на отходняке, сесть в кровати: знобит, хочется спать, а заснуть не можешь; в голове крутится: насколько ты отвратителен, насколько пассивен, насколько бесполезен, насколько безнадежен. Неужели надо дойти до конца, до самой низкой точки презрения, чтобы получить шанс начать уважать себя?

Вот оно, за что я боролся. Получите-распишитесь. И что теперь с этим делать? Ведь надо же что-то делать.

Если бы я был чистым листком бумаги, если бы я мог создать себя заново, каким бы я был?