Точка

— Э-э… господин доктор, — придержал его полицейский, когда они оказались в коридоре. — Про заразу вы точно знаете?

— Да.

Вахмистр помялся.

— У меня сын недавно словно с ума сошел. Пропадает где-то вечерами, возвращается пьяный. Литературку почитывает, знаете, не совсем понятную. Не марксистскую, не коммунистическую, но… даже не могу сформулировать. В общем, о скрытом, о неявном среди нас, не поймите меня неправильно.

Искин пропуском почесал висок.

— И что?

— А вдруг это и есть зараза? — вытаращил глаза Йоцке.

— Вряд ли, — сказал Искин. — Заражение тем и характерно, что человек до включения программы ведет себя совершенно обычным образом, иногда даже не догадываясь, что он инфицирован. Да и сам период работы юнитов имеет узкие временные границы. Верхний предел — около двадцати часов. Ваш сын, скорее всего, просто увлеченный молодой человек. Очень многие сейчас обращают свое внимание на эзотерику.

— Куда?

— На скрытое, как вы говорите.

— Да? — вахмистр, немолодой, грузный, застыл, глядя внутрь себя. — То есть, с этой стороны мне бояться нечего? — спросил он, подняв глаза на Искина.

— Думаю, нет.

Отдав пропуск дежурному офицеру, Искин вышел во двор. Вымытая машина блестела, вторую под шланг отогнали чуть в сторону. Сквозь листву тянущихся к небу буков и тополей побрызгивало солнце.

Искин дошел до ограды, присел на каменный выступ, упираясь спиной в прутья. Ему необходимо было подумать. Он закрыл глаза. Так-так-так. Очень интересно. Внучка Отермана оказалась чиста. Ребята-юниты не нашли даже тени колонии. Что это значит?

Ничего, ровным счетом.

За день, пожалуй, колония выводится начисто. Кинбауэр когда-то ставил это в несомненный плюс технологии. Мол, у врага даже не будет доказательств, что она была использована. Юниты выполнили свою задачу и распались. Что предъявлять? Соли и шлаки? Повышенное потоотделение? Именно этим во многом объяснялась паника, охватившая всю Европу. Но Мессер говорил, что колонии у пойманных молодых хулиганов были своевременно обнаружены. Успех? Успех. Только не значит ли это, что у них была расширенная программа? Или она просто не успела завершиться? Впрочем, и у Кинбауэра не всегда колонии выводились гладко. А тут еще юниты битые, не стоит об этом забывать.

Но что интересно: кто-то вдруг решил проверить погромщиков на магнитоне. Это было знание или наитие? Может быть, паранойя? Тогда он к этому неизвестному человеку должен испытывать чуть ли не родственные чувства. Он тоже параноик.

Искин потер лицо ладонями. Дьявол, откуда эти юниты вообще взялись? У Агне нету, а у Паулины и многих других есть.

У Стеф тоже есть… были. Что она говорила в такси? Она что-то же говорила в такси! Нет, кажется раньше…

Искин зажмурился, вспоминая. Он захлопывает дверцу… Нет, в салоне, когда еще десять марок… И море все дальше, все дальше… Черт, не вспомнить! Зря еще усик, перестраховываясь, оборвал. Потери юнитов составили три тысячи четыреста девятнадцать особей. Мальчики вовсю восстанавливали поредевшую колонию и требовали сладкого. Ш-ш-ш, сказал он им, будет, будет вам пирожное.

Что-то не складывалось, не сходилось. Нелепость происходящего сбивала Искина с толку. Никто в здравом уме не будет связываться с битыми юнитами со старой прошивкой. Это как «Pater noster». От зубов. Идиотизм — ставить всю операцию на грань провала. Идиотизм вдвойне ее в данном случае затевать. Пытаться развязать волнения и беспорядки в подкарантинном городе, где не продохнуть от санитарных служб? Для чего?

Мотивы неведомого злоумышленника ускользали от Искина. Мысль бежала по кругу. Нет, это не Фольдланд. Определенно не Фольдланд. Как бы он не ненавидел государственную машину, выстроенную Штерншайссером, ей все же была присуща основательность и детальная проработка. И логика. Действия хайматшутц и иных служб не являлись ни спонтанными, ни хаотичными. Все они подчинялись единой цели.

Великий Фольдланд. Может быть, по нынешним временам — великий Асфольд.

Ладно, подумал он, откидываясь затылком на прутья ограды, самое логичное — это утечка технологии. Кто-то…

Ага! — тут же возразил он себе. Кто-то свистнул чертежи, дневники, производственную линию и поставил ее здесь? И никто ни в Остмарке, ни в Фольдланде не в курсе? Самому не смешно? Это же совершенно невозможно при том уровне контроля, что застал еще он. Даже если программу после смерти Кинбауэра не смогли возродить, на километр, на десять километров случайный человек к Киле не подойдет. Исключительно по пропуску за подписью если не самого канцлера, то министра науки Кнопке или фольдкомиссара Эллера.

А вот в Шмиц-Эрхаузен по соседству…

Нет, все равно невозможно. Даже если допустить агента, ну, двух агентов, неведомым образом просочившихся в концентрационный лагерь, кто их оттуда выпустит живыми? Искин не помнил, был ли набор заключенных после смерти Кинбауэра. Кто-то мог попытаться… Но после его побега он полагал, что всю «arbeitsgruppe» заперли по палатам в корпусе и продержали там продолжительное время. Также, скорее всего, поступили и с персоналом, с санитарами и помощниками.