Любопытно, подумал он, что Ваньке и его друзьям понадобилось в Шлиссельбурге до такой степени срочно, что они сумели убедить Шурика поломать ради них план испытательного полёта – между прочим, утверждённый руководством Воздухоплавательной верфи и пересланный, как полагается, в штаб-квартиру Д.О.П.а? Хотя – тоже мне, бином Ньютона: ребята наверняка переживают, что решение о составе экспедиции будет принято без них, вот и спешат принять посильное участие, уговорить, убедить, настоять.... Зря стараются, конечно – всё уже решено вчера, на закрытом совещанииу Корфа. Курсанты-«елагинцы» будут разделены на две группы, основную и резервную – и в таком составе будут проходить «предстартовую» подготовку. В мир тетрадигитусов отправится «первый состав», а «второй» будет на подстраховке, на непредвиденный случай, или если основной группе срочно понадобится помощь…
Дирижабль неторопливо приблизился к берегу, пересёк урез воды и завис над лугом. Пропеллеры молотили воздух, треск моторов отражался от серой каменной кладки стен и возвращался назад. Фельдфебель каркнул команду, и солдаты шустро разбежались в разные стороны, ловя швартовые концы. Самый толстый, свисающий с носовой части, двое уже волокли к локомобиль – механик махал им рукой и орал что-то неслышное за пыхтением паровика.
На том же совещании, где был предварительно утверждён состав экспедиции, было принято ещё одно решение, куда более важное, и знали о нём пока только трое – сам Олег Иванович, Корф и дядя Юля. Сегодня вечером к списку присоединится четвёртый, Император и Самодержец Всероссийский Александр Александрович Романов – впрочем, он уже знает, о чём пойдёт речь, главное было обговорено с ним заранее.
Всем прочим предстоит оставаться в неведении. Незачем понапрасну тревожить людей, которым и без того предстоит невиданное и опасное предприятие. Узнают, когда вернутся назад… если вернутся.
Олег Иванович вздрогнул от предательской, ненужной мысли и, украдкой оглянувшись – не смотрит ли кто? – трижды сплюнул через плечо. Суеверие, конечно – но к чему лишний раз испытывать судьбу? Как будет – так и будет, а притягивать, торопить беду не стоит в любом случае.
Фарфоровый бублик диаметром примерно три фута, весь обмотанный медной спиралью, покоился на верхушке невысокого деревянного столба. От ящиков с оборудованием к бублику тянулись толстые кабели в гуттаперчевой изоляции, и ещё два выходили из кирпичной стены и с помощью массивных медных клемм присоединялись к трансформатору на массивном дубовом основании. Пахло озоном и графитовой смазкой – так остро, что этот запах напрочь вытеснил амбре плесени, крыс и прочие ароматы, обязательные для всякого уважающего себя подземелья.
Ещё одна катушка, точно такая же, стояла в глубине каземата, у дальней стены. Она была точно так же опутана проводами, но концы их были заведены не на ящики с оборудованием, а присоединялись к массивному медному стрежню уходящий каменный пол. Сама катушка, в отличие от первой, не была установлена на неподвижном основании – она покоилась на краю деревянного круга, от которого к небольшому пульту вели тонкие стальные тросы – покрывающий их густой слой смазки тускло отсвечивал в свете электрических ламп под потолком. Чуть в стороне, примерно на равном расстоянии от обеих катушек стояло нечто, прикрытое парусиновым чехлом. Олег Иванович – как, впрочем, и любой из присутствующих – хорошо знал, что это такое.
- Ещё раз повторяю: никому, ни при каких обстоятельствах не пересекать барьер! – сказал дядя Юля. Олег Иванович подумал, что сейчас тот особенно похож на полубезумного профессора из кинотрилогии «назад в будущее» - в той её части, где учёный предстаёт уже в преклонном возрасте. Нет, ну точно – те же всклокоченные седые волосы, сухопарая фигура, порывистые резкие движения. Но, главное, конечно, взгляд – пронзительный, сверлящий собеседников, полный истовой веры в собственную правоту. На голове у него красовался обруч из перекрещивающихся обшитых кожей полос; на них, на шарнирах было закреплено что-то типа защитной маски, которой пользуются сварщики.
Никола Тесла – худой, слегка сутулый, с тонким лицом и прилизанными, словно набриолиненными волосами, выбрался из-за стойки, к которой шли тросы от поворотного круга со второй катушкой, пошарил где-то внизу и извлёк маску - точно такую же, как у дяди юли.
- Готово, Юлий Алексеевич. – произнёс он, закрепил на голове маску, откинутую вверх, и занял место за стойкой, взявшись двумя руками за большой Г-образный рычаг с обрезиненной рукоятью.
Семёнов машинально отметил, что ни малейшего акцента в словах сербского изобретателя не ощущается.
Дядя Юля вскинул правую ладонь – левая в толстой кожаной перчатке лежала на рубильнике.