От неожиданности я так подскочил на месте, что чуть было не выронил из рук книгу и, резко обернувшись, уставился на невозмутимо сидящего на подоконнике Льета. Даже за городом, в практически дачных условиях, он умудрялся выглядеть так, как будто бы только что вышел из модного столичного бутика, где его одевала и отглаживала целая толпа продавцов-консультантов при поддержке бригады стилистов. И вот вроде бы ничего особенного: обычные брюки с летними полуботинками, приталенная рубашка и небольшая серебряная цепь на шее. Но выглядело все это настолько безукоризненно, что придраться было абсолютно не к чему.
— Не замечал раньше в тебе пристрастия покопаться в грязном чужом белье, — скривил губы в усмешке он.
— Я… просто случайно ее увидел и…
— И решил почитать то, что совершенно тебя не касается, — закончил за меня он, внимательно рассматривая мое лицо, — признаться, я был лучшего о тебе мнения.
— Я не знал, что Стен ведет дневник, — буркнул я, после чего встал и, выудив из-за тумбочки спутанный моток зарядки, подсоединил довольно пискнувшую книгу к ближайшей розетке, — это же строжайше запрещено нашим уставом.
— Довольно убогая с твоей стороны попытка сменить тему разговора, — презрительно усмехнулся оперативник, — и да, если бы ты внимательно читал устав, то знал бы, что это относится исключительно к нашей рабочей деятельности и ко всему что связано с исходным проектом. Что же касается всего остального — пиши сколько угодно, никто тебе даже слова не скажет.
— Самое наше существование уже является тайной.
— Верно. Однако без того, что я только что тебе напомнил, вся эта писанина, является не более чем обычной выдумкой.
— А если бы кто-то нашел дневник и сумел сопоставить указанные в нем события и факты?
— Начнем с того, что где попало он его не оставляет, — грациозно сложив ноги на подоконник, проговорил Льет, отрешенно глядя куда-то в сторону далекого леса. Несмотря на его спокойствие и внешне расслабленное состояние, я точно знал, что сейчас он держит под контролем как минимум все подходы к дому в радиусе двухсот метров. — Ту электронную копию, что ты нашел рядом с ним, воспользовавшись его невменяемым состоянием после смерти нашего брата, он берет с собой лишь раз в несколько лет. Когда хочет вспомнить то, что память держать уже не в состоянии. И дополнить. То, что боится забыть навсегда. Где хранится сам бумажный вариант и одна из резервных электронных копий — не знаю даже я.
— Но… зачем, — воскликнул я, — у одаренных же не бывает маразма. Да даже если бы вдруг и случился — он сам же себе его и вылечит за мгновение. Если автоматическая регенерация вдруг каким-то чудом сама не обнаружит и не исправит эту проблему.
— Когда твой разум перешагнет столетия, вспомни еще раз свои слова, — лениво скосил на меня глаза Льет, — если доживешь, конечно. Вспомни это, когда канут в Лету воспоминания и связанные с ними те самые мелочи, которые и наполняют твою жизнь смыслом. И поделать с этим уже ничего будет нельзя. Каким бы одаренным ты при этом не был.
— Я не знал, что он настолько стар, — прошептал я, глядя на спящего, на кровати мужчину, — сколько же ему лет…
— О, я смотрю, кто-то все же не успел дочитать чужие письма до конца?
— Я не хотел их читать, — огрызнулся я, — мне просто было интересно, что это за книга лежит на постели.
— Ну да, — серьезно кивнул оперативник, — и именно поэтому ты так увлеченно копался в ней целых полчаса.
— Мне просто хотелось увидеть дату, когда была сделана первая запись, — признался я, — только и всего. Но там, в конце, ну… то есть в начале вообще пошли какие-то непонятные закорючки и символы, написанные непонятно на чем. Я не смог в них разобраться.
— Сейчас вообще мало кто умеет читать наши руны, — флегматично заметил он, — я этому не удивлен.
— Так сколько же ему лет?
— Спроси его об этом сам, когда он проснется.
— Он не хочет говорить об этом.
— И что? — удивленно приподнял бровь Льет, — Ты думаешь, что я горю желанием говорить с тобой об этом?
— Я думал это не такой уж и сложный вопрос.
Молчание. И безразличный взгляд, уставленный в пространство.
— А что с вашими родителями? — осторожно спросил я, — прости, если задел, просто… меня всегда удивляло, что в одной семье родилось сразу четверо одаренных. Это… так необычно и…
— Мы не родные братья, — не поворачиваясь ко мне соизволил ответить Льет, — и у всех у нас были разные родители.
— О… я не знал…
— Стейнульв самый старший из нас. Именно он нашел меня в 1768-ом под Бирмингемом, истекающего кровью с перерезанными сухожилиями в сточной канаве города. Он вылечил меня, научил всему и принял в свою семью. С тех пор я обрел новый дом и взял себе его родовое имя. Точнее, одно из имен его рода. Ему я обязан всем. Я удовлетворил твое, любопытство, мальчик?
— Да… — мне стало как-то неловко, — хочешь, я сменю тебя сегодня пораньше? У меня сна сейчас ни в одном глазу, а ты наверное и не спал особо с тех пор как мы вернулись с того рейда.