– Я перепроверил, – ответил Мюнстер. – У нее не было ни малейшей возможности прочесть рапорт. Она вышла из участка в 16.35 вместе с фрёкен де Витт. Они выходили последними. Она села в машину, поехала в этот самый овощной магазин и сделала покупки… затем поехала домой, переоделась, попыталась дозвониться до меня, но никто не ответил. Тогда она написала сообщение и заехала сюда, чтобы завести его… ну, и потом…
Комиссар поморщился и выпрямился в кресле:
– Достаточно. Ну, и какие же выводы из всего этого вы делаете, господин интендент?
Мюнстер развел руками:
– Что она обнаружила что-то, не читая самого отчета… в самом начале… может быть, на первой странице… даже не знаю…
Он замолчал и стал разглядывать комиссара, который сидел, прищурившись на вечернее небо, и медленно покачивал головой из стороны в сторону.
– Банг, – задумчиво произнес он. – Что же нам делать с этим Бангом?
– Что? – переспросил Мюнстер, однако было очевидно, что комиссар разговаривает сам с собой.
Некоторое время он продолжал бормотать что-то себе под нос, держа выкуренную сигарету совершенно вертикально между большим и указательным пальцами и разглядывая столбик пепла. Только когда налетевший порыв ветра сдул серый прах, комиссар вздрогнул и, кажется, снова вспомнил, что он не один в комнате.
– Да, так и сделаем, – проговорил он и опустил окурок в стакан, стоявший на пороге балкона. – Получится – так получится… Мюнстер!
– Да! – откликнулся Мюнстер.
– Завтра ты берешь выходной и посвящаешь себя Сюнн и детям.
– Что? – удивился Мюнстер. – Но зачем же…
– Это приказ, – сказал Ван Вейтерен. – Но вечером будь у телефона. Думаю, к тому моменту мне очень нужно будет с тобой поговорить.
– Что вы намерены предпринять, господин комиссар?
– Небольшую прогулку.
– Куда?
– Там увидим.
«Ну вот, опять, – подумал Мюнстер и, стиснув зубы, задвинул подальше желание научиться не рубить сплеча. – Опять сидит и напускает на себя таинственность, как частный детектив из кино или романа! Ужасно противно. Почему я должен потакать ему в этих дурацких играх?..»
– У меня есть весомые причины, – заявил Ван Вейтерен, словно прочтя его мысли. – Очень весомые. Надеюсь, ты меня поймешь… потом ты так или иначе все поймешь.
Мюнстер взял себя в руки.
– Хорошо, – сказал он. – Вы уже знаете, кто он, господин комиссар?
– Нет, – ответил Ван Вейтерен. – Просто у меня возникла догадка, и она такого рода, что мне совершенно не хочется ее афишировать… и лучше всего, чтобы никто о ней и не знал – вдруг она неверна?
Мюнстер поднялся.
– Я понял, – сказал он. – Завтра – выходной с семьей. Вечером – дома у телефона… что-нибудь еще?
– Вроде бы нет, – проговорил Ван Вейтерен. – Ну, еще пожелай мне удачи. Это будет кстати.
– Удачной охоты! – сказал Мюнстер и оставил комиссара наедине с его мыслями.
Еще долго он сидел и смотрел на город. Выкурил еще одну сигарету и пожалел, что нечем сполоснуть рот и горло.
«Когда все останется позади, – подумал он, – я предпочту никогда не вспоминать об этом деле. Никогда».
После этого он уселся за стол и сделал один звонок.
Задав своему собеседнику два вопроса, он получил те ответы, которых и ожидал.
– Приеду около двенадцати, – пояснил он. – Нет, не могу сказать, в чем дело. Если я ошибаюсь, то расплата будет слишком высока.
Затем он принял душ и лег в постель. Часы показывали всего одиннадцать, но чем раньше он утром отправится в путь, тем лучше.
«Завтра я получу ответ, – подумал он. – Послезавтра мы его посадим, а в субботу я уеду домой. Получится, что я провел здесь ровно месяц».
Но прежде чем он успел закрыть глаза, на него накатились мысли о Беате Мёрк, и только под утро ему удалось наконец заснуть.
– Зло, – начал он, и голос его звучал совсем глухо, едва слышно в затхлом воздухе подземелья, – это тот принцип, от которого нам не уйти, единственная прочная ось бытия. Молодому человеку это трудно представить, но для нас, кто понял эту истину, она более чем очевидна. Абсолютная данность, на которую мы можем опереться, на которую можем рассчитывать, – это зло. Оно в конечном счете всегда остается самим собой. Добро… Добро – всего лишь фон, призванный оттенять дьявольское коварство. Всего лишь фон… и ничего более…
Он закашлялся. Закурил новую сигарету – пылающая красная точка задрожала во тьме.