«Почему они умерли?» — спросил Пун про дауншифтеров. Альваро объяснил, что человечину, как и любое другое мясо, надо есть свежим или законсервированным, иначе — желудок просто не сможет переработать яды.
Утром десятого дня Эмма проснулась и принялась теребить Мими, чтобы та поела. Уже через секунду Эмма увидела, что Мими больше нет. Но мозг матери не реагировал на собственные сигналы — «Она холодна, она холодна, как лед…» Эмма подползла и растолкала Альваро, держа малышку, голова которой откинулась назад. Альваро понял все с первого взгляда.
По неизвестной причине Эмма решила скрыть от Джеральда смерть Мими. Когда тот проснулся и спросил, как его малышка, Эмма ответила, что Мими поела. Джеральд тут же вырубился, ушел в привычный анабиоз. А Эмма пустыми глазами смотрела на дверь контейнера.
Поэтому именно Эмма заметила то, что заметила: «А ведь двигатель остановился». Голос ее прозвучал отстраненно, но с каплей вопроса, неясного, нечеткого… Наверное, кто-то и мог бы удивиться, но всем было плевать. Какая разница, работает двигатель или нет, и сколько там узлов, и какой вообще курс, если само судно находится в необозримом, необъятном «нигде»?
Если бы невольным пассажирам «Линкольна» в этот момент дали задание — выразить общую мечту как можно короче, думаю, они бы легко это сделали. ПОКИНУТЬ ЧЕРТОВ КОНТЕЙНЕР — так бы звучало их желание. И именно оно крепло в них каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Полная неизвестность, безысходность, отчаяние — лишь жалкие слова, которые не могут передать чувств случайных пленников, которые толком не понимают, где находятся и какие вообще есть варианты развития событий. Ведь всегда, даже когда террористы вломились в столовую, имелся какой-то обозримый набор исходов: умереть, сбежать, быть спасенным. Обстоятельства предусматривали некое продолжение. Хоть какое-то.
Двигатель остановился. Казалось бы — что с того? Но во всех поселилась какая-то странная, идиотская, ничем не оправданная и не подтвержденная надежда…
«Я слышу шаги… там шаги, на палубе» — вдруг громко объявил Чепмен. Все прислушались — ровно на миг, ровно для того, чтобы осознать — и правда шаги! — и приняться орать во всю глотку.
«МЫ ЗДЕЕЕЕСЬ» — неслось из контейнера на разных языках и акцентах, с разной степенью надежды и уверенности.
«Там кто-то есть», — снаружи донесся сухой голос. «Там крики. Нужна лестница, похоже, они наверху».
Глава 4
Новички
Лязгнул стальной засов. Дверь открылась, и свет, которого было, кстати говоря, немного — и это мне достоверно известно, — ослепил всех, будто бы яркое солнце в горах.
— Сколько вас? — спросил силуэт на ломаном, неясного происхождения английском.
— Двенадцать, — уверенно, мигом ответил Нейтан.
— Дети есть?
— Да! — завопил Джеральд.
— Мими умерла, — тут же отрезала Эмма.
— Нет, детей нет, — подытожил Нейтан.
— А это кто? — спросил голос, уже обращаясь персонально к Нейтану, указывая на тела.
— Эти не дотянули.
— Понял. На выход по одному, — уверенно скомандовал голос, — сначала женщины.
Вэлери, Данита, Эмма — по очереди принялись спускаться по лестнице. Ди пришлось транспортировать позже, к этому моменту она уже не могла ходить из-за слабости. Эмма (она подробно рассказывала об этом эпизоде) увидела знакомую палубу сухогруза. Но по ней — туда-сюда — перемещались с два десятка вооруженных автоматами мужиков всех цветов кожи — в странной одежде, которая больше напоминала какие-то доспехи. Почему-то все были с бородами разной степени запущенности и в ослепительно-ярких, белых кроссовках, которые неестественно смотрелись на серой палубе, под серым небом.
Эмму остановил человек с респиратором, вставший в проеме контейнера. Указал на Мими на руках Эммы и почти сочувственно спросил: «Ваш ребенок мертв?». Эмма нашла силы лишь кивнуть. «Я должен забрать его у вас», — извиняющимся тоном молвил солдат. Эмма только сильнее прижала к себе Мими.
— Сименс! Лихачев! Сюда! — скомандовал солдат, и тут же за его спиной выросли два дюжих парня. — Заберите ребенка, он в первую лодку.
У Эммы вырвали ребенка, она всего-то и успела, что попросить снять с малышки крестик, обычный серебряный крестик. Эти бородачи хоть и выглядели аляповато, но действовали слаженно, как настоящая армия, и Эмма быстро поняла, что сопротивление бесполезно. Кожаный шнурок и крестик — все, что у нее осталось от Мими. Все, что осталось от единственного ребенка Эммы. И до того это терзало материнское сердце, что Эмма почему-то подумала, что теперь она вообще не Эмма, а какая-то другая женщина, может, какая-нибудь Карен или Синтия, или кто еще, но совсем не Эмма, и муж ее — не Джеральд, и вся эта жизнь — пыль и песок, несущиеся по воздуху где-то на озере Эйр.
Женщин отвели к бочке, в которой что-то горело, и усадили греться. Пара солдат в респираторах остались их охранять. Другие тем временем выносили тела из нижнего контейнера и аккуратно складывали у трапа. Вторая группа солдат спускали тела вниз по трапу к лодкам. Среди тел были и те, которые, скорее всего, принадлежали команде корабля и боевикам, атаковавшим сухогруз.