— По вечерам здесь часто бывает слишком весело, но днем вполне нормально. Это любимое место тех, кому за сорок, вы бы видели, как они отжигают на танцполе! Особенно женщины. Бывает, заиграет какая-нибудь их любимая песня годов девяностых, и сразу штук пять вылезут в середину зала, все толстенные, как настоящие баобабы, груди, как дыни, животы и задницы — как тыквы, и давай отплясывать! А мужчины рядом с ними выглядят как пигмеи: маленькие, худенькие, лысенькие… У нас почему-то после сорока почти все мужчины лысеют. Экология, наверное, плохая. А вот вы еще очень хорошо сохранились, на вид вам и сорока не дашь.
— Спасибо, Мара. Очень хотел бы задать вам встречный нескромный вопрос, но никак не решусь. — Майкл пустил в ход самую обаятельную из своих улыбок, чтобы его вопрос не был сочтен непростительным нахальством.
— Попробуйте угадать, — улыбнулась в ответ Мара.
— Двадцать один?
— Нет.
— Двадцать три?
— Нет, но уже теплее.
— Неужели двадцать четыре?
— Двадцать пять! Недавно исполнилось.
— Что ж, давайте выпьем за вас и за неувядающую красоту юности!
Они выпили за Мару, потом за Майкла, потом за радость жизни. После третьего коктейля решили сделать паузу и продолжить экскурсию по развлечениям.
— Можно сходить в боулинг или в бильярд, или сыграть партию в аэрохоккей, — предложила Мара.
— Эти развлечения есть и у нас, а кроме того, если вы играете в бильярд так же хорошо, как стреляете, то у меня не будет шанса на реванш, — сказал Майкл с улыбкой. — Кстати, кто вас научил так стрелять? Или этому тоже учат в ваших университетах?
— Нет, меня учил отец.
— А чем он занимается?
— Он инженер, физик, что-то проектирует для одного горнодобывающего комбината.
— Почему он работает здесь, а не на Уэе?
— Его выслали.
— За что?
— Точно не знаю, это было еще до моего рождения.
— И он вам не рассказывал?
— Он не любит об этом говорить. Однажды сказал, что в юности был большим дураком.
— И все?
— Да.
— И поэтому вы не хотите уехать на Уэй, из-за отца?
— Отчасти поэтому. Давайте поднимемся на самый верх, там есть отличный ресторанчик, практически под открытым небом, а сейчас как раз приближается время обеда.
— Хорошо. Я действительно немного проголодался.
Они поднялись на лифте на последний этаж. Погода тем временем совсем разгулялась, солнце давно растопило утреннюю дымку, и небо приобрело подобающий ему синий цвет. Легкая пластиковая солнцезащитная крыша ресторана была приподнята, и свежий ветерок прогуливался по залу, потрепывая белые скатерти на столах и волосы посетителей.
Майкл решил попробовать что-нибудь из местной кухни, и ему принесли чудовищно проперченный кусок мяса, рис с тушеными овощами, тоже с изрядным количеством перца, два лимона и водку из кактуса, которую, согласно местной рекламе, пьют только настоящие мачо. «Мачо не плачут» — вспомнилось вдруг Майклу, когда он тайком утирал слезы, выступившие на глазах после первой рюмки этого адского пойла. Мара заказала себе паэлью и бокал белого вина Уэйского производства.
За обедом ничего интересного не происходило, если не считать того, что в поле зрения Майкла опять появился один из свинообразных субъектов, виденных им в баре гостиницы «Стар Уэй». Но он приписал это явление случайному совпадению.
Майклу хотелось побольше узнать о Маре, расспросить ее о семье, о работе, о ее повседневной жизни, и не только потому, что ему были интересны обычаи жителей острова Оу. Ему была интересна сама Мара, она нравилась Майклу. Он сам удивился той легкости, с которой признался себе в этом. Ведь он никогда не изменял своей жене, за все годы совместной жизни ему ни разу даже не пришла в голову мысль о романе с другой женщиной. Выходит, жена не зря боялась его отпускать? Ну, безобидный флирт — это ведь не измена, почему бы и не позволить себе, отпуск так отпуск, ведь ничего серьезного быть не может… Зачем этой юной красивой девушке такой старик?