Точка невозврата

Да, не выдерживают у людей нервы… Козух уже шестой год в Борзе служит, с самого основания части. Они там в строевой части тоже учет ведут, не только у нас, политруков, тетрадочки в сейфах есть. Ротации, замены, это все в недрах строевой части варится. Под большим секретом варится, для этого фельдъегерская почта там у них с штабом округа действует. Не завидую я тебе теперь, майор Козух, нет, не завидую. Хоть ты и политработник, а нехорошая запись в строевой части на тебя уже появилась. Да и в политотделе на тебя есть кое-что. Строгий выговор, например, за Вислякова, которому ты дал рекомендацию в партию.

Конечно, надо теперь Лосева допросить, но он пропал. Вот как объявится, придется с ними разбираться, очные ставки устраивать, может, дело в военную прокуратуру передавать, избиение замполита дивизиона — штука серьезная. А Козуха с избитой рожей, несовместимой со званием коммуниста, пришлось в отгулы отпустить. Не проводить же ему политбеседы согласно план-графику о преимуществах социализма над капиталистическим строем с фингалом под глазом.

С Мальцевым неизвестно что делать, звонят из комендатуры, спрашивают: на гауптвахту или отпустить? Ностальгия замучила, видите ли… А кого она не замучила?

Клещиц встал, проверил, заперта ли входная дверь в его кабинет, потом вытащил из-за спинки дивана гитару и стал задумчиво перебирать струны.

Отцвели уж давно хризантемы в саду,
А любовь все жива…

Все жива… Жили же люди. Хризантем Клещиц не видел уже пять лет. А любовь? И подавно… А может, и не положена комиссарам любовь. Что-то есть у них несовместимое с этим словом. А у кого совместимое, спрашивается? Кому сейчас из, скажем, знакомых Клещицу женщин, можно было бы адресовать такие слова? Клещиц стал перебирать в уме офицерских жен. Пожалуй, только жене командира первого дивизиона майора Вольфа — Анне Васильевне Вольф. На праздничных мероприятиях Анна Васильевна всегда выступала в клубе. В сопровождении солдата-баяниста она исполняла романс композитора Алябьева на слова Дельвига «Соловей». Этого наглого до предела баяниста, говорят, боится даже сам майор Вольф. Анна Васильевна выходила на сцену в специально пошитом для выступлений длинном черном платье, наглый баянист играл вступление, и ее волнующее чистое сопрано заполняло зал:

Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей.

А ведь Алябьев тоже был офицером. И этот романс написал вообще-то сидя в тюрьме. Ударил по лицу полковника, изобличив его в шулерской игре в карты. Наверное, канделябром. Жили же люди… Интересно, а были тогда в армии замполиты? Должны были быть, ведь политика была? Значит, и замы по политической части должны были быть.

А вообще-то замполиты были всегда. Сколько существует цивилизация, столько и существуют замполиты. А кто такие египетские жрецы при фараоне? Самые настоящие заместители по политической части — замполиты! Хотя в царской армии, говорят, на офицерской чести вся дисциплина держалась. А сейчас офицерская честь у кого-то есть? Вот суд офицерской чести есть, а сама честь? Клещиц стал в уме перебирать офицеров и первым представил майора Козуха. Все-таки зачем он пил с Лосевым в клубе? Обычно всегда осторожный такой, по-крестьянски основательный, тысячу раз согласует все, план-графики там разные. И тут так сорваться!..

А Анна Васильевна хороша. Клещиц вздохнул. Где только Вольф ее откопал? Надо как-нибудь у строевиков спросить или у особистов, у них там все схвачено.

Как-то офицерские жены на День Советской армии устроили в клубе для солдат праздничный вечер с тортами, лимонадом и танцами. Так Анна Васильевна тогда со всеми солдатами дивизиона по чуть-чуть потанцевала. Сам майор Вольф, забившись в угол и что-то глухо бормоча, исподлобья наблюдал за танцами. На следующий день он поднял дивизион по тревоге в пять утра и устроил такой кросс в лесопосадке, что старослужащие до сих пор вспоминают те танцы и жестокого, но справедливого майора Вольфа.

Глава 18 Атака на Клещица

Если бы человек мог хоть немного заглянуть в будущее и оттуда оглянуться на настоящее, то многие события, которые кажутся ему сегодня драматическими, показались бы милою шуткою. Но человек не знает своего будущего и поэтому переживает из-за разной чепухи.

Я тоже не знаю своего будущего, хотя если ничего не предпринимать, то с очень большой вероятностью можно предполагать, что будущее Люси Невзоровой где-то там, впереди, упирается в чугунные ворота нашего скромного борзинского кладбища. Хотя до этого торжественного и немного скорбного дня еще нужно дожить. А вот это сложнее. Потому что если не разобрать, как партизаны во время войны, мою колею, то доживать мне придется здесь, в Борзе.