Точка невозврата

После обеда Борисов жив, здоров, весел. Задирает коллег. Потом разговаривает с Аленой. Федулов возвращается через десять минут, как он сам говорит, но на самом деле, может, прошло и больше. Время в полете тянется по-другому. Борисов уже отравлен. Перед ним целая коробка с обедом. Он ее не просил. Ни Наталья, ни Майя, ни Антон не помнят, чтобы он брал второй обед. Значит, кто-то ему принес. Кто-то из тех, кто брал второй обед, или тот, кто не съел свой. Ох, она почувствовала, как закипает мозг. Итак, еще раз. Борисов взял рыбу и обед свой съел. Это она помнит очень хорошо, потому что коробку с остатками обеда она потом лично у него забирала. Стол перед ним был пуст. Он даже его сложил. Мешал он ему. Развалился на все три сиденья и потихоньку прихлебывал из горлышка, пряча бутылку под курткой. Как-то так. Тут она снова застопорилась. Все произошло в этот короткий промежуток между обедом и очередью в туалет. Или во время очереди. Во время. Надсадный рев мотора колыхнул стекла, заставив вздрогнуть. Взлет? Нет. Это у нее в голове. Снова дурацкий мотор поет песню. Может, пора сдаваться? Сколько можно испытывать судьбу? Возраст позволяет. Пока еще. Закончить какие-нибудь полезные курсы, найти работу в офисе с десяти до восемнадцати, пятница короткий день, суббота, воскресенье выходной. Тошнота подступила к горлу.

– Вам плохо? – крепкая рука взяла под локоть. Она выдохнула и позволила себе чуть обвиснуть.

– Немного. Спасибо, Ильяс Закирович. Волнения не идут на пользу здоровью.

– Пойдемте, я вас усажу.

– Если можно, то вон туда, – указала она рукой и подняла голову. Секунду они смотрели друг другу прямо в глаза.

– Вы никогда не сдаетесь?

Она слегка улыбнулась:

– У меня нет выхода. Как и у вас.

Показалось или Камаев чуть вздрогнул? Понятно, решил, что она знает его секрет. Ладно, с Камаевым она разберется потом, сначала дело.

Глава 20

Лаврушин и Мухин сидели рядом и тихо беседовали. Вернее, Мухин молчал, понурив голову, а Лаврушин ему что-то объяснял, а может, утешал. Не было слышно.

Камаев подвел Жанну к ним.

– Степан Андреевич, посмотрите за ней. Что-то мне не нравится, как она выглядит.

– Жанночка, что с вами? – Степан Андреевич выглядел озабоченным.

Она махнула рукой, села, откинулась на спинку и вытянула ноги.

– Устала. Нервы. Что-то голова закружилась. Все нормально. Вы же знаете, мы ваш боевой экипаж.

– Эх, девочки мои дорогие, – Степан Андреевич похлопал ее по руке. – Вот, Гена, все же людей надо беречь. Мало их. Вот ты своих бережешь. Я тебя за это ценю.

– Плохо, выходит, берегу, – Мухин говорил тихо и как-то обреченно. – И плохо знаю. Кто бы мог подумать… Костя, Костя…

– Ну хватит. Сам знаешь, чужая душа потемки. А душа ревнивца – темный лес.

– А могло убийство Борисова быть связано с его переходом в другой клуб? – спросила Жанна и выпрямилась. Мухин вытаращился на нее, словно увидел говорящую собаку. – Он же уходил от вас в эту, как ее, высшую лигу.

– Ну не в высшую, но в клуб, который может в этом сезоне туда попасть. Вообще-то это не афишировалось. Как вы узнали?

– Так это правда? Насколько я знаю, Борисов не делал из этого тайны. Много кому успел разболтать.

– Я же его просил как человека… – не договорив, Геннадий Павлович махнул рукой. – Хотя какая теперь разница. Да, мы его продали. С выгодой. Клубу нужны деньги. Хоккей дело затратное.

– А когда это стало известно?

– Да месяца три назад начались переговоры, потом согласовывали условия. Мы хотели, чтобы Борисов все же доиграл у нас до полуфинала хотя бы. Но не афишировали, чтобы слухи не ползли. Борисов ведущий игрок. Многие бы решили, что без него команда не вытянет.

– И что? Опять переходим к теме ставок?

– Это не запрещено. Но я не ставлю ни за команду, ни против. Если вы об этом. Не игрок.

– Гена, Гена, тихо, – Лаврушин попытался утихомирить друга. – Береги нервы.

– А чего она опять? Наверное, еще и следователю напела?

– Следователю… да, – повторила она. Встала.

Они проводили ее взглядами.

Перед дверью Жанна чуть помедлила. Может, она не права, может, не стоит ей лезть в это дело? Но пока она пыталась себя уговорить, кулак сам стукнул по гладкой поверхности. Что ж…

Хорхин удивленно поднял голову от стопки бумаг, которую внимательно изучал.

– Что-то еще вспомнили?

– Нет. Но есть пара догадок.

– Догадками сыт не будешь, – проворчал он, но все же указал на стул.

– Ой, Стас, простите, Станислав Георгиевич, что вы так невежливы с барышней. Барышня хорошая. Помочь нам желает. Так ведь? – Криминалист оторвался от чемоданчика с пробирками и подмигнул.

– Ай, иди ты, – Хорхин усмехнулся. – Не обращайте внимания, его иногда прорывает при виде живых. Его клиенты обычно молчаливы.

Жанна бросила мимолетный взгляд на продолговатое нечто, укрытое темной тканью. А ведь это может случиться с каждым, мелькнула быстрая мысль.

– Я примерно знаю, как его отравили, Борисова, только не знаю кто. Пока.

– Ну-ка, ну-ка… – Хорхин отложил стопку бумаг, в которых Жанна узнала протоколы допросов пассажиров, и подпер щеку рукой. – Интересно послушать.