Точка Омега

Нет, у пианистки были прямые волосы, не такие блестящие и шелковистые, как у Кэролайн. Дэвид отметил, что поверх ночной рубашки она надела огромный халат. Когда женщина касалась пальцами клавиш, ее тело грациозно двигалось, будто вслед за музыкой, и Дэвид подумал, что она могла бы выступать на сцене. Значит, она училась с ним вместе в классе?

Он знал, что не должен приближаться к женщине в одиночку, без сопровождения кого-нибудь из персонала и без средств, которые помогают справляться с буйными пациентами. Пока он колебался, пытаясь принять правильное решение, музыка смолкла.

— Я не опасна, доктор, — сказала женщина, не оборачиваясь.

Он сразу узнал голос Линды Фэйрбразер. Неудивительно, что ее идентифицировали с богом музыки. Дэвид пожалел, что не взял с собой ее глиф. Он бы посмотрел, что из этого выйдет. И если ему удастся «разбудить» Линду, тогда он сделает то же самое и с остальными учениками класса. Он чувствовал, что время ожидания подошло к концу, и намеревался довериться интуиции.

— Линда, я думаю, для этого будет более подходящее время, — сказал он. — Потом.

Она снова начала играть.

— Линда, нам нужно сейчас перестать играть. — Он двинулся в ее сторону, медленно и осторожно, и вскоре оказался рядом. — Линда, мы должны остановиться.

Она продолжала играть.

И тут возникла еще одна ослепительная вспышка. На секунду или около того, когда она разорвала темноту, Линда Фэйрбразер превратилась в существо, окутанное кричащим разноцветьем красок — в своего бога или, как мы сейчас говорим, в свое подсознание. Свет погас, и теперь Дэвид видел только две красные точки, однако музыка ни на секунду не прервалась, и Линда ни разу не ошиблась.

В отличие от него она не удивилась и, судя по всему, ждала этой вспышки. «Иначе и быть не может», — подумал Дэвид.

— Линда, что это было?

Он положил руку на ее пальцы, и в стройное звучание мелодии ворвался посторонний звук.

Линда перестала играть, и в наступившей тишине Дэвид услышал нечто совершенно неожиданное — непонятное шипение, которое заглушала музыка…

Шипение доносилось из художественной мастерской.

— Линда, что там? — спросил он.

Она сидела и молча смотрела в темноту.

— Линда, я хочу, чтобы ты ушла отсюда; мне кажется, у нас произошла серьезная утечка газа, и я должен…

Возникла еще одна вспышка, и Дэвид снова оказался рядом с мерцающей, опасной, прекрасной богиней музыки.

Однако он понимал, что необходимо разобраться с тем, что происходит в мастерской. Он подошел к телефону, висевшему на стене, но, схватив трубку, обнаружил, что гудка нет. Просто замечательно!

— Ты можешь играть, — сказал он через плечо Линде. — Играй дальше.

Ему совсем не хотелось, чтобы она сейчас бродила по дому. Но музыка не зазвучала снова, и Дэвиду пришлось выбирать, что делать дальше. Очевидным образом опасность, грозящая клинике, победила.

Дэвид вбежал в художественную мастерскую — и сразу же заметил печь для обжига, которую окутывал сверхъестественный голубой свет. Здесь шипение превратилось в рев. Вокруг горна стояло несколько человек — и Дэвид понял, что это вовсе не печь для обжига.

— Извините!

У него появилось ощущение, будто он вдруг оказался в кошмарном сне — никто, казалось, его не услышал. Тогда Дэвид подошел ближе, но свет был таким насыщенным, что ему пришлось прикрыть глаза рукой.

— Это необходимо прекратить!

Он увидел большой квадратный противень для выпечки булочек. На нем лежала горка белого порошка, и два человека, которых Дэвид так и не смог рассмотреть, осторожно пересыпали его в крошечные кувшинчики, смешивая с какой-то жидкостью. Остальные отправились с подносами, уставленными такими же кувшинчиками, на кухню.

Из горна вырвалось такое ослепительно яркое желтое сияние, что Дэвид решил, будто ослеп навсегда. Однако внутри он увидел нечто совершенно неожиданное — вовсе не ацтекских богов, а прекрасное поле, зеленое и ласковое, с четко обрисованными деталями. Все это продолжалось всего секунду, но у него возникло ощущение, что он стоит посреди того поля.

Однако уже в следующее мгновение все закончилось — и раздались дружные аплодисменты. Аплодисменты! Впрочем, люди в комнате по-прежнему продолжали вести себя так, будто они не замечали его присутствия.

Неожиданно всего в нескольких дюймах Дэвид увидел лицо Лайт, в ее глазах пылал гнев и еще… что? Веселье? Доброта, решил он, и опасность, исходящая от богов.

Комната наполнилась прекрасными, парящими в небе облаками, которые Дэвид сумел разглядеть в сиянии приближающегося рассвета. Облака… он поднял голову и посмотрел на них.

Господи, он же лежит в своей постели! И смотрит на облака, нарисованные на потолке в спальне — фальшивое небо, каких множество в особняке.

Дэвид скатился с кровати и повалился на пол, словно матрас занялся огнем. Но никакого пожара не было. Он лежал один в своей постели, близился рассвет — и все.

Нет, этого не может быть. Не может! Ему не приснилась печь в художественной мастерской и люди вокруг нее. Сны не бывают такими невозможно точными и сложными.