Что-то библейское чудилось в рассказе приятеля, похожее на историю Иова. Не столько даже поучительное, сколько безнадежно скорбное, безутешное. На фотографии голубые волны омывали желтые берега острова, где в маленьком белостенном храме покоилась семья богатого и значительного человека.
Семен всматривался в фотографию, сделанную с катера, на котором проплывал мимо острова приятель. Красота храма и голубизна моря действительно покоряли. Таким бесконечным покоем веяло от них, так прозрачен казался пронизанный солнцем воздух, что мир, в котором больше не было ни миллиардера, ни его детей, ничуть не казался в чем-то ущемленным. Были они, не были…
С некоторых пор видение острова то и дело возвращалось к нашему герою. Не то чтобы непременно хотелось побывать там и обозреть все собственными глазами – просто не давала покоя почудившаяся на фотографии гармония земли и неба, какая-то нездешняя красота, таившаяся непонятно в чем – может, в сочетании морской и небесной голубизны с маленьким храмом на берегу, может, в безграничном морском просторе. Семен, казалось, слышал ласковый плеск набегавших на берег небольших, пенящихся на прибрежной гальке волн. Сказочный прекрасный остров вставал перед глазами словно наяву. Все житейское, рутинное отступало, он словно забывался на некоторое время и потом с неохотой возвращался к реальности.
А однажды ему вдруг вспомнилось где-то прочитанное или услышанное – что у каждого человека есть на земле
Он посмеивался над своими странными фантазиями, но в то же время где-то внутри, под спудом, тоненькой струйкой журчало детское предощущение счастья – такое чудесное, что и впрямь хотелось очутиться на этом острове или хотя бы вблизи него.
Однажды Семену приснилось, что все, рассказанное ему приятелем про греческого миллиардера, случилось вовсе не с тем человеком, а именно с ним самим, и именно его прах был захоронен в том белостенном храме. Любопытно, что печальный факт несуществования нисколько не смутил его: одно дело покоиться на обычном городском погосте, среди унылых надгробных памятников под серым пыльным небом и совсем другое дело – под чистым голубым пологом древней Эллады. Вроде как смерть там не совсем смерть, не совсем тлен, а что-то иное.
Чем больше думал Семен про этот волшебный остров (а это случалось все чаще), тем острей становилось желание побывать там – и даже не столько для того, чтобы обрести его въяве, сколько для того, чтобы избавиться от этой ставшей навязчивой фантазии, так его неожиданно растревожившей. Разумеется, были и сомнения: ну увидит он этот остров и этот храм, пройдет по выбеленным солнцем и волнами камням, вдохнет полной грудью насыщенного запахом водорослей морского воздуха – и что?
Несколько раз при встречах с приятелем он заговаривал про этот остров, как бы между прочим, расспрашивал, как туда можно добраться, если, например, ехать из Афин. Остров никак не назывался, а может, приятель просто запамятовал его название, и путь туда он тоже не мог подсказать, поскольку их везли на специальном автобусе, а потом на прогулочном катере. Но наверняка аборигены знают про этот остров, да и в турфирмах тоже, все-таки он уже стал местной достопримечательностью. Правда, на сам остров туристов не пускают, поскольку он остается частным владением и закрыт для посещения, но, собственно, это и не обязательно – его можно отлично разглядеть с катера.
Что на остров нельзя попасть почему-то не только не огорчило, но даже обрадовало Семена. Замечательно, что есть еще на земле заповедные места, куда не могут проникнуть вездесущие любопытные туристы. Так что и ему нет смысла дергаться, вообразив себе нечто. В конце концов, даже если его и связывает что-то особенное (гм…) с этим островом, то связь эта явно нематериального характера и ему вовсе не обязательно тащиться туда, а можно обзавестись фотографией, повесить ее на стену и любоваться в свое удовольствие, не вставая с любимого дивана.
Семена подмывало попросить приятеля снова показать ему фотографию острова, но он то забывал об этом, то – неожиданно для самого себя – решал этого не делать. В конце концов достаточно того, что остров уже существует в его воображении, вот пусть там и остается, без всякого материального подтверждения. Даже и на фотографии он казался почти нереальным, как будто художник смонтировал ландшафт, подработал в фотошопе, усилил цвета – и все стало совсем другим, обретя чудесные краски. Глянец, гламур… Не надо фотографии.