Точка Омега

Сумрачный Кремнев вроде бы относился к этому неожиданному сближению достаточно лояльно. Правда, на Сергиенко при встречах он в последнее время поглядывал немного исподлобья, хотя тот-то был при чем? Ну подружились две женщины, нашли, несмотря на солидную разницу в возрасте, общий язык – что такого? Кому от этого худо?

Между тем ситуация с ключом и замком так и оставалась неразрешенной. Шнуров, вконец озлобившись из-за необходимости ломать глаза, пытаясь воткнуть ключ в замочную скважину (а домой он частенько возвращался уже в сумерках или полной темноте), стал принципиально оставлять ее раскрытой.

«Бред, бред…» – громко сердился он, нетерпеливо топчась возле запертой двери, и его густой бас наверняка был слышен на всех этажах и во всех квартирах, даже не только в их подъезде. тут уж не просто недовольство и раздражение, а нечто иное, грозившее вылиться во что-то более радикальное. Дверь Шнуров в знак протеста не только перестал запирать, но даже и не затворял вообще, с вызывающим грохотом отшвыривая ногой, если надо было выйти.

Собственно, и всё. В остальном как обычно: Инна по-прежнему много общалась с матерью Сергиенко, которая была от нее в восхищении и по секрету делилась кое с кем из соседок, что не понимает, как такая обворожительная женщина может выносить столь скучное бесцветное существование… да и муж ее… в общем, понятно. Она бы на ее месте давно сбежала – никто бы не остановил. Слышать это от женщины в преклонном возрасте, пусть даже и актрисы, было странновато, и соседки, делясь с мужьями своим недоумением, пожимали плечами, покачивали головой и вопросительно поглядывали на мужей, ожидая их реакции.

А в тот знаменательный день Кремнев, внимательно осмотрев свой «BMW», уехал на работу, Инна как обычно оставалась дома, погода была пасмурная, и в окошке ее с утра неярко горел свет – то ли она по обыкновению читала, то ли еще что… Днем она дважды прогуливалась под ручку с Эвелиной Федоровной, а вечером… вечером вернувшийся Кремнев обнаружил, что подъезд не заперт, в замке изнутри торчит не вынутый злополучный ключ, но самое главное – нет ни Инны, ни, чудеса, Сергиенко с его престарелой матерью…

Д иоскуры

Оба просто красавцы: широкая мощная грудь, косая сажень в плечах, смуглые, несмотря на раннюю весну… И улыбались приветливо, по-доброму, отчего у пациентов сразу улучшалось настроение. Рукопожатия, а они их щедро раздаривали направо и налево, несли на себе печать этого великолепия, сочетая силу и вместе с тем аристократическую сдержанность. Непонятно, как братьям это удавалось, такая гармония и соразмерность во всем, словно родились в какой-то другой стране – в Греции, например. В Древней Греции.

Именно так, наверно, выглядели античные атлеты, а может, и боги, когда принимали человеческий облик. Спокойные и вместе с тем быстрые. Ловкие. Решительные.

Диоскуры – так мысленно (вместе с главным героем) назовем их.

Бобби (главный герой) удивлялся, как младший Степан разговаривает с подружкой, а может, и женой, по телефону. «Любимая, – говорил он, – почему ты не сказала вчера, что сегодня у нас вечером встреча с твоими родителями? Я же не могу все время стрелять с бедра, надо же заранее предупреждать, у меня же могли быть другие планы. Нет, все в порядке, конечно, я буду, но, любимая, давай договоримся на будущее…»

Получалось убедительно, подружка, судя по всему, не обижалась, ведь во всей этой речи слово «любимая» звучало чаще всего. А «стрелять с бедра» Бобби и вообще прежде не приходилось слышать. Если бы он не знал, что по профессии оба Диоскура – хирурги, то наверняка бы подумал, что они как-то связаны с военным делом, тем более что и выправка у них соответственная, кавалергардская, можно сказать.

Неизвестно что там со стрельбой, но с профессией они точно угадали – если уж не военными, то именно хирургами им и следовало быть. Сильные надежные руки – самое верное приложение к скальпелю. К такому доктору испытываешь доверие, настолько физически он соответствует своему назначению.

А Бобби, если честно, волновался: все-таки чужая страна, неизвестно какая медицина и вообще… И лишь увидев Степана, пожав протянутую для приветствия большую сильную ладонь, в которую и его не такая уж мелкая скользнула, как рыбка в затон, почему-то сразу успокоился.

Впрочем, операция уже была сделана, все самое страшное позади, он поправлялся и ждал с часу на час выписки. Но Степан время от времени заходил его проведать и вообще был очень внимателен.

Немного о Бобби. Англичанин, иными словами иностранец, почти инопланетянин, потому что каждый, кто приезжает учиться или работать в Россию, все равно что инопланетянин, зрачки расширены и в них столько же удивления, сколько и зачарованности, наивной и честной.

Бобби двадцать один, в Россию его занесло почти случайно, поскольку в родном Дареме у него наметились серьезные проблемы из-за муравки (русское ласкательное словечко, в тот момент Бобби еще неведомое), к которой он пристрастился еще во время учебы в колледже.