Точка опоры

- Ежели в Покровок... хуже некуда, - промолвила сквозь слезы Прасковья Никитична. - Какая-то провокаторская сука там все пронюхала...

Еще никто не знал, что ее Ваню из Покрова уже отправили в Екатеринослав, куда он был выслан из Питера пять лет назад...

Надо было самой заметать следы - до утра спалить все нелегальное, бросить мастерскую и - на поезд.

Ваня помнит питерский адрес матери. Ежели все повернется к лучшему, через нее отыщет.

Искать Прасковью Никитичну начали гораздо раньше, чем она предполагала. Прошло каких-то пять недель, и Надежда Константиновна, встревоженная судьбой Прасковьи Бабушкиной, написала Грачу:

"Теперь о Богдане. Знаете ли адрес его жены? Ей необходимо будет помогать".

Но Грач не успел получить этого письма: уехав в Киев на совещание агентов "Искры", он бесследно исчез.

Пройдет полгода, и уже на другое, еще более тревожное письмо Надежды Константиновны ответит из Петербурга разъездной агент Иван Иванович Радченко: "Димка знает Чурай - жену Богдана. Она очень полезный человек на каждом месте". И тут же Радченко сообщит, что для переписки с Прасковьей Никитичной ключ - "Полтава" Пушкина.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Новый год приятно встретить всей семьей, и Елизавета Васильевна отложила свой отъезд.

К празднику купили еловую веточку и бутылку рислинга, настряпали пельменей. Рюмок по-прежнему не было, и Надежда поставила на стол чайные чашки, купленные по дешевке, и притом разные, одну даже без ручки. Выпили за Новый год, за здоровье, благополучие и успех всех родных. Оживленно вспоминали и шушенскую елку для деревенских ребятишек, и минусинский глинтвейн, сваренный Курнатовским, и каток на речке Шушенке, и большую поездку на охоту за зайцами.

Снова заговорили о родных. Мать встретит Новый год, вероятно, уже в Самаре, куда выслали Маняшу под гласный надзор полиции: пригубив рюмочку, сядет за свое пианино, - не могла же она расстаться с ним, конечно, перевезла из Москвы. А Митя? Возможно, на святки приедет к ним из Юрьева. Последний раз в студенческой форме: скоро станет врачом.

Марк, высланный в Сызрань, встретит Новый год в семье брата Павла. А Анюта?.. Очень жаль, что не приехала к ним - встретили бы вместе. Где она? Все еще в Швейцарии или опять перебралась в Берлин?.. Разбросала их судьба по свету!

Нет, не судьба, а - борьба. Только борьба с самодержавием.

С тревогой вспоминали тех, с кем подружил сначала Питер, а потом сибирская ссылка.

Удалось ли Кржижановским перебраться на Волгу? Целы ли они?.. Если переехали, подали бы голос. Ведь обещали твердо. Похоже, заметают следы перед таким важным переездом.

А Лепешинские отчего замолчали? Ни писем, ни корреспонденций. Это так непохоже на них. Пришлось в предновогоднем номере "Искры" напечатать строку для Лаптя: "2а 3б. Ваше молчание очень тревожит нас". Ответа от Лепешинских пока еще нет. Но к ним должна наведаться Димка - расшевелит. Ни перед какой опасностью не остановится. Если надо, медведя из берлоги поднимет. Псковские неподвиги узнают об ее рейсах - устыдятся. И, надо думать, с прежним огоньком примутся за дело. Не могут не приняться.

И от выборгского токаря Оскара Энгберга уже несколько месяцев нет вестей. А начинал неплохо. Химией для писем овладел. Собирался съездить за "Искрой" даже в Стокгольм. Помнится, о заграничном паспорте написал: стоит пять марок. А последним письмом дал знать: "Следят жандармы". И все. Ни одной весточки. Жив ли?.. До боли жаль терять таких кремневых людей.

Бедняга Курнатовский все еще в Тифлисской тюрьме. Кажется, не миновать ему новой ссылки. Только бы не в Туруханку, не в самое гиблое место. С его-то здоровьем...

Сидорыч* все еще молчит, понятно, из-за болезни. А Старков?..

_______________

* А. С. Шаповалов.

Нет, не ожидали они таких потерь. Теперь главная надежда на новых искровцев. Их уже много, молодых, энергичных, преданных.

- Вот за молодых-то теперь бы и в самый раз... - напомнила Елизавета Васильевна. - Даже я позволю себе еще немножечко...

- Да, да, - спохватился Владимир Ильич, взял бутылку. - Мы увлеклись воспоминаниями. - Быстро разлил вино. - За молодых! За Маняшу, Митю и всех вообще! Крепких и надежных!

Между тем Анна Ильинична вернулась в Берлин, где у нее была надежная квартира; сестре написала в Самару:

"С Новым годом, дорогая моя Марусечка! С Новым, хорошим и счастливым! Желаю тебе, чтобы в нем сбылось, во-первых, твое самое сильное желание, потом - второе по силе; потом - третье... И чтобы весь он был веселым и радостным, усеянным листочками клевера в четыре лепестка, которые, говорят, приносят счастье. Мои прошлогодние васильки были такими неудачными!.. Итак, всего лучшего, моя дорогушечка! Какая-то ты стала теперь? Изменилась, верно, с тех пор, как я не видела тебя. Жду с нетерпением вашей карточки... Смотри же, веселись на праздниках, Марусек мой хороший! Катайся на коньках, маскируйся! Еще раз всего лучшего, дорогая.

Твоя А.".