И в январе у нее сложился единственно возможный, как она думала, план побега. Для его осуществления требовалась предельная быстрота действий. И Димка, дождавшись ночной тишины, начинала тренироваться: одевалась как бы на выход, а потом сбрасывала ротонду и шляпку, срывала пенсне. Все быстрее и быстрее...
Наконец она объявила, что готова дать показания. Дни она отмечала черточками на стене...
Наступил понедельник 13 января. "Тяжелый" и "несчастливый" день. А ей объявили:
- На допрос.
"Ничего, - сказала себе, чтобы успокоиться, - будет легким и счастливым днем".
На дворе был такой злющий мороз, что оконное стекло под потолком превратилось в льдинку. И мороз ей на руку!
Поверх черной коверкотовой кофточки накинула на плечи вязаный платок, надела серую ротонду и серую шляпку с вуалеткой. Вышла в сопровождении двух конвоиров. Тюремная карета ждала у ворот.
Привезли в Старокиевский участок, где второй этаж занимало жандармское управление. Карета въехала во двор, хорошо знакомый Димке. Ворота, как всегда в дневную пору, остались открытыми. В дальнем углу двора были дощатые нужники, разделенные стенкой с двумя намалеванными буквами - "М", "Ж". Возле крыльца похаживал городовой.
К допросу все было готово. Прибыл прокурор. В углу за столиком жандарм положил перед собой бланк протокола допроса. Генерал Новицкий, довольный тем, что упрямую арестантку удалось-таки сломить, указательным пальцем подтолкнул вверх кончики нафабренных усов, спросил:
- Ну-с, кто же вы такая? Ваше подлинное имя, отчество и фамилия?
Димка назвалась. Охотно и простодушно ответила на все формальные вопросы.
- Давно бы так! - Генерал навалился широкой грудью на кромку стола. Ваше чистосердечное раскаяние и откровенные показания облегчат вашу участь. Итак, с кем вы были непосредственно связаны? Бауман, Блюменфельд... Эти преступные личности нас уже не интересуют. С кем из не раскрытых нами?
Димка без запинки назвала придуманные клички трех человек и несуществующие явки, рассказала о местах встречи. Новицкий напомнил о своем предупреждении: за ложные показания будет привлечена к ответственности по закону.
- Поймите, ваше превосходительство, - Димка прижала руки к груди, голос ее дрогнул, на ресницы выкатились слезинки, - как тяжко молодой женщине... Я хочу радостей жизни... К следующему разу все припомню...
После допроса она медленно спускалась по лестнице. Один конвоир шел впереди, другой позади. На повороте лестницы через окно увидела, что карета по-прежнему стоит у крыльца, а кучера не видно. Наверно, ушел в подвальный этаж погреться. Как это вовремя! И городового, к счастью, тоже не видно.
Обнаружив, что кучера нет на месте, один конвоир пошел позвать его, второй остался охранять. Димка, глухо ойкнув, схватилась за живот и попросилась в нужник. Солдату ничего другого не оставалось, как идти за ней по пустынному двору. Из нужника не убежит.
Она шла быстрым и легким шагом. И едва успела скрыться за стенкой, на которой была буква "Ж", и открыть там скрипнувшую дверь, как тотчас же стукнула вторая дверь и, слегка прихрамывая, вышла женщина в черной кофточке, подвязанная пуховой шалью, без очков и не спеша направилась к крыльцу. Наверно, какая-то из полицейского участка. Одна вошла, другая вышла. Волноваться нечего. И конвоир ждал, не сводя глаз с нужника.
Не доходя до крыльца, Димка миновала пустую карету и юркнула в ворота. Там тоже никого не оказалось.
На улице - редкое счастье! - извозчики поджидали седоков. Димка впрыгнула в нарядные санки, прикрыла колени полостью и дотронулась до спины бородача:
- На Крещатик! На чай добавлю четвертак!
Застоявшийся конь рванул полной рысью, позади вился снежок...
На людном Крещатике, оставив извозчика, она, так ловко изменившая обличье, сумеет затеряться среди пешеходов, скроется в переулке и быстренько дойдет до явочной квартиры. Если она не провалилась... Только не настигли бы...
Тем временем второй конвоир, ругая и поторапливая кучера, вышел во двор и, не обнаружив в карете арестантки, подбежал к первому конвоиру, сторожившему у нужника:
- Ты чего тут?! Где она?
- Попросилась до ветру. Невтерпеж ей было...
Подождали. Потом поторопили окриком - никто не ответил. Второй конвоир метнулся за стенку, стукнул прикладом в дверь.
- Выходи!..
И опять никто не отозвался. Распахнул дверь - на досках лежали серая накидка и шляпа с вуалеткой.
..."Неужели, неужели вырвалась?.. Да правда ли это?" - стучало в моей голове, - писала Димка, сидя у торцовой стороны стола Надежды Константиновны. - Я прямо отказывалась верить, что это не сон. В тюрьме я часто видела подобные поразительно яркие сны.
Только на Крещатике, по обыкновению многолюдном, мною овладела жуткая радость. До этого я все время была совершенно спокойна и, если бы меня взяли, нисколько бы не удивилась. А тут, на Крещатике, я заволновалась и потеряла самообладание...
Говорят, Новицкий ужасно бесновался, будто бы сам выбежал на улицу в одном мундире и кричал: "Лови ее, лови ее!", когда меня уже давно не было, потом будто бы отдал приказ: "Достать ее во что бы то ни стало!"