Точка опоры

В воздухе пахнет весной... Недели через две на этих просторах появятся проталины, будут расширяться день ото дня. И взовьются в небо безумолчные жаворонки".

Как заливисто звенели они на шушенских полях! Володя заслушивался. И она тоже.

Есть ли жаворонки там, в Австро-Венгрии, точнее - в Чехии? Может, долго не доведется послушать. Пожалуй, так. Им будет не до жаворонков.

Поезд приближался к станции, пассажиры звенели пустыми чайниками. Сосед по купе оборвал раздумье Надежды Константиновны:

- Я бегу за кипятком. Давайте чайник - принесу вам.

5

В Прагу поезд пришел на рассвете. Надежда опустила на перрон чемодан и корзину, сплетенную из белых тонких ивовых прутьев, посмотрела вправо, влево - никто не спешил к ней.

Постояла возле вещей, пока перрон не опустел. Володя не появился.

Что же это такое? Не мог же он не приехать на вокзал. Ясно - не дошла телеграмма. Задержали в Петербурге жандармы или охранники? Подшили в дело о проследках?

Но здесь полиция не проявляет к ней никакого интереса, - можно спокойно ехать в город.

И хорошо, что поезд не опоздал, - она застанет Володю дома.

Вот будет неожиданность!

Вокзал утопал в прохладном весеннем тумане. Пахло проснувшимися почками. Не тополями. Какой-то незнакомый, очень тонкий аромат. Вероятно, проклюнулся лист на каштанах.

Здесь уже весна! А она - в шапке, в шубе с меховым воротником.

Ничего. Ранним утром еще не так-то жарко. До квартиры она доберется, а там... Все устроится.

- Пан Модрачек, - рассмеялась Надежда, - знает, на какой улице магазины готового платья. Сразу купим легкое, такое, чтобы ничем не выделяться из уличной толпы.

Он, наверно, уже научился говорить по-чешски, она немножко знает польский. Кажется, это - родственные языки. Им не будет трудно. А в случае чего выручит немецкий. Вот уже слышится немецкая речь. Даже чаще, чем чешская. Чувствуется Австро-Венгерская империя!

А куда идти?.. Где-то за вокзалом грохочет трамвай. Но она не знает города... И этот багаж... Его и до извозчика не донесешь. Придется тратиться на носильщика. Хорошо, что на границе надоумилась обменять немножко денег, - расплатиться есть чем.

И Надежда наняла извозчика.

Ободья колес пролетки, обтянутые толстой резиной, мягко катятся по булыжной мостовой. Сквозь перламутровый туман проступают скучившиеся дома, крытые красной черепицей. Над ними возвышаются четырехугольные башни церквей с острыми готическими шпилями. Кое-где желтеют маленькие купола.

Злата Прага! Ни с чем не сравнимая! Даже на Варшаву непохожая. Чехам есть чем гордиться. И сколько бы ни старалась империя Франца-Иосифа онемечить их, как бы ни влияла кайзеровская Германия, - Чехия, к радости народа, остается Чехией.

Володя, конечно, уже знает все здешние достопримечательности, и он не утерпит - сегодня же поведет по городу, будет говорить без умолку: "Полюбуйся Влтавой... Хороша?! Как родная сестра Москвы-реки возле Кремля. Только мосты непохожие. Вон самый старый - Карлов мост. На нем скульптурные фигуры... А вот памятник Яну Гусу... Правда, силища духа? Горим, но не отрекаемся от своих воззрений!.." Где-то по соседству ратуша с диковинными старыми часами. В вагоне ей рассказывали: каждый час открываются окошечки и проходят апостолы...

Где же та площадь? Может, извозчик повезет через нее? Спросила. Тот указал хлыстом, - Старо-Местская площадь осталась в стороне. Они едут через Вршовицы. Извозчик говорит - рабочий район. Понятно. Где же еще жить Володе, как не среди рабочих? Тут дешевле. И - свои люди. Соседи, вероятно, социал-демократы...

Что делает сейчас Володя? Конечно, уже встал, умылся... Может, пьет кофе... О чем думает? Как бьется сердце? Чует ли?.. Ведь через несколько минут они встретятся...

Вот начинается Колларова улица. Узенькая, бедная. Дома высокие, серые. Окна распахнуты, на подоконниках проветриваются перины...

Дом No 384 - на углу Нерудовой улицы. Извозчик остановился, указал на входную дверь.

Надежда подхватила чемодан и корзину; расстегнув шубу, стала подыматься по лестнице. Останавливалась на каждой площадке. Хотелось бросить вещи и взбежать налегке. Не решилась оставить. Она не слабосильная. И сама может поднять. Кажется, не выше четвертого этажа. Теперь уже близко...

Перед последним маршем лестницы передохнула, утерла платком вспотевшее лицо. И быстро - наверх.

Сердце колотилось часто-часто... Позвонила. За дверью - легкие шаги. Открыла светловолосая чешка, спросила, кого желает видеть незнакомая фрау. Откуда она приехала с вещами? Наверно, ищет другую квартиру? Надежда принялась объяснять, перемежая чешские слова польскими и немецкими:

- Я, пани, из России. Из Петербурга. Моя телеграмма, вероятно, затерялась. Я - жена пана Модрачека.

Чешка, пожав плечами, рассмеялась, перешла на немецкий:

- До сих пор у него была одна жена - это я.

- Вы, пани, что-то не поняли. Я - жена, - продолжала убеждать Надежда. - Мне нужен Франц... Извините, нужен Франтишек Модрачек.