Точка опоры

- Переехал! На бумаге! - усмехнулась пани Модрачкова. - А сам даже не наведался сюда.

- Он всегда очень занят.

- Мой тоже...

Пани Модрачкова стала собирать посуду со стола. Надежда помогла унести ее в кухоньку. Там хозяйка мыла посуду, гостья вытирала полотенцем.

- Вы любите вязанье? - спросила пани Модрачкова. - Я очень люблю. Сейчас покажу прошивки к наволочкам. Вязать очень просто, могу в одну минуту выучить. У меня даже дочурка вяжет. Вон она просыпается. Умоется, попьет кофе, и мы... Хотя вам после дороги необходимо отдохнуть... Нет, нет, меня это никак не затрудняет. А у вас впереди ночной путь. Обязательно усните.

Пани Модрачкова сменила постельное белье, и Надежда улеглась в удобную кровать.

"А ловко Володя жандармов одурачил! - улыбнулась с закрытыми глазами. - Петербургские гончие думают, что Ульянов поселился в Праге, а он... Ищи ветра в поле!.. И Франтишек, к счастью, переехал в другой район".

Успокоившись, она заснула.

И проспала около трех часов.

Проснувшись, Надежда выглянула в окно. Посмотреть бы город. Времени для этого достаточно. И хозяйка с дочкой, вероятно, не откажутся пойти вместе. Но солнце - высоко в небе. Греет по-весеннему. В шубе да шапке, пожалуй, не пройдешь и одного квартала. Да и неловко.

До вечера разговаривала с хозяйкой, забавлялась с ее дочкой, рассматривала и расхваливала наряды. На девочке поверх белой кофточки был надет розовый лиф, зашнурованный на груди, цветастый поясок завязан бантом, белый фартучек, прикрывающий красную складчатую юбочку, оторочен кружевами. Попробовала рассказывать девочке сказки, но та не понимала многих немецких слов - получалось скучно. С разрешения матери переплела ее мягкие, как лен, косички, потом пересмотрела самодельных кукол.

Мать сказала, что прошивки на кофточке самой большой куклы связала дочка, и гостья искренне похвалила маленькую рукодельницу.

Тем временем вернулся Модрачек, принес железнодорожный билет.

- Такая любезность с вашей стороны! - поблагодарила Надежда, доставая деньги.

Модрачек долго расспрашивал о петербургских фабриках и заводах, о типографиях, о тайных собраниях и листовках, о жизни, в ссылке, а полицейской слежке.

- У нас тоже на полицию смерти нет. Ходим по улицам и оглядываемся. Ваш Николай Вторый...

- И последний, - тихо вставила Надежда.

- Я тоже так думаю, - согласился Модрачек. - И наш Франц-Иосиф будет последний. Они оба - черту родные братья! Вы послушайте: у нас не жизнь, а... - Пошевелил пальцами в воздухе, как бы нащупывая там недостающее слово.

- Мученье, - подсказала Надежда.

- Мученье каждый день. Нас, чехов, всюду унижают. Нам даже нельзя зваться чехами. Меня во всех бумагах записали Францем, а я не могу этого слышать. Тьфу! Франтишек я от рождения. И у нас, у рабочих, силы прибавляется. - Модрачек потряс сжатым кулаком. - Мы, как резвые кони, сбросим наездников под копыта. А вы своих тоже - под копыта. И скорее!

- Теперь уже недолго ждать.

- Вот и я немножко помогаю геноссе Ритмейеру.

Поздно вечером Модрачеки, уложив дочку в постель, проводили Надежду на Центральный вокзал. Махали руками, пока поезд не скрылся в темноте.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Был декабрь 1900 года. Над Лейпцигом низко висело хмурое небо. Уныло ползли серые лохматые тучи. Сыпался леденящий дождь, мелкий и нудный.

Непогодица началась еще в Мюнхене, по дороге застилала мутной пленкой окна вагона, и здесь ей нет конца. Пришлось обзавестись зонтиком.

Если и в январе будет такая же слякоть да мокроть, европейская "зима" покажется длинней сибирской.

Помнится, вот так же перед самым рождеством, только по российскому календарю, примчался в гости Глеб Кржижановский. Каждое утро ходили на прогулку, под ногами скрипел снег. От мороза, правда, горели щеки. Зато воздух был неописуемо чистый, как родниковая вода. А на Волге того лучше морозцы умеренные и зима всегда приносила радости. Не то что здесь.

За городом дул промозглый ветер, пронизывал демисезонное пальто. Зябла шея, и Ульянов поднял воротник.

Путь не близкий. Сначала он ехал на трамвае, потом пошел по обочине дороги. Как всегда быстро и стремительно. Можно было бы в городе нанять извозчика, но дорог каждый пфенниг.

Владимир Ильич оглянулся: не тащится ли "тень"? Прошлый раз на пути в Баварию его приметил наипротивнейший тип в котелке, какими кишит Петербург. К счастью, мюнхенская квартира осталась без наблюдения. Не проследили бы здесь.

Позади пустынная дорога, и ни одна душа не знает, куда он пошел, невзирая на этот ненастный вечер. А все-таки осторожность не лишняя. Везде и во всем.

Матери послал письмо через Прагу. В двух конвертах. Там Модрачек распечатает первый конверт и опустит письмо в почтовый ящик: оно придет с пражским штампом. И в письме намеренно завел речь о зимнем спорте. Катается ли Маняша на коньках? В Праге, рассказывают, есть каток с искусственным льдом. Он сам еще не успел посмотреть на эту подделку, но не может не посочувствовать бедным пражцам!.. Пусть в департаменте полиции дотошные читатели чужих писем пометят в досье, что эмигрант Владимир Ульянов живет в Праге! Если угодно, пусть ищут там.