- И, я вижу, профессиональный революционер, как у тебя написано в рукописи.
- Представь себе, когда я писал о рабочих, подымающихся до профессиональных революционеров, я думал именно о нем. Ценнейший человек! Энергичный, преданный. Он, вот увидишь, станет гордостью партии. Да, да. Я не боюсь употребить громкие слова. Он не теряет времени. Страстно учится. Работает с завидным усердием. Будущий русский Бебель. Одним словом, чудесный человек! Держи. Прочтешь с интересом. Статья, как видишь, большая, и мы думаем дать ее в виде приложения к девятому номеру.
7
Пока не завершена брошюра, Владимиру Ильичу хотелось до конца выяснить позиции "экономистов" из "Рабочего дела". Не удастся ли в чем-нибудь, хоть немножко, подвинуть их к марксизму? Не удастся ли договориться о каких-то совместных действиях? С этой целью редакторы "Искры" и "Зари" выехали в Цюрих на объединительный съезд. Чтобы еще раз подчеркнуть для соглядатаев, что "Искра" издается в России, они ехали под видом представителей Заграничного отдела редакции. С ними отправились в Цюрих и Кржижановские.
Поезд врезался в Альпы, и путешественники не отрывались от окон.
- Мариценька, смотри, какая прелесть! А вот здесь еще красивее! Зина схватывала Надю то за руку, то за плечо. - Посидеть бы на камушке возле этой речки! Вон на том. Правда? Или - на этом.
- Нам хотелось нынче в горы - не удалось.
- А я бы все бросила. Хоть на неделю.
Горы сияли в своем радужном осеннем одеянии, смотрелись в зеркала озер: изумрудные пятна перемежались с золотистыми, малахит соседствовал с бирюзой. И Зинаида Павловна полушепотом, чтобы не обращать на себя внимание соседей по купе, подзывала Засулич:
- Велика Дмитриевна, идите полюбоваться.
- Это вам в невидаль, - отзывалась та, не отрываясь от французского журнала, - а мне за двадцать-то три года здешние красоты осточертели. Лучше бы луг с белыми ромашками до самого горизонта. То действительно была бы красота неописуемая!
Мартов, сидя в купе лицом к лицу с Кржижановским, хрипловато, вполголоса читал свой "Гимн новейшего русского социалиста", недавно напечатанный под псевдонимом "Нарцисс Тупорылов".
Медленным шагом,
Робким зигзагом,
Не увлекаясь,
Приспособляясь,
Если возможно,
То осторожно,
Тише вперед,
Рабочий народ!
- Остро! - похвалил Глеб Максимилианович. - Не в бровь, а в глаз этим самым рабочедельцам! Вот бы прочитать перед ними. И во весь бы голос.
- Опасно - бороду выдерут!
Владимир Ильич, посмотрев в окно купе, отправлялся в коридор:
- Ну, что у вас тут? Опять озеро? А на той стороне уже снежные вершины! Горят под вечерним солнышком!
И Надя с Зиной спешили к тому окну. Потом возвращались в коридор: не упустить бы что-нибудь сверхкрасивое.
В Цюрихе их поджидал Плеханов. Владимир Ильич обрадовался: в борьбе с "экономизмом" они оставались твердыми единомышленниками. Сил прибавилось дискуссия облегчится.
Но Георгий Валентинович был чем-то озабочен. Что с ним?
- А вы еще не знаете? - спросил тот и достал из внутреннего кармана сюртука десятый номер "Рабочего дела". - Так вот, полюбуйтесь: два выстрела в наш стан! Из крупнокалиберных мортир!
Авторы двух статей, яростно нападая на "Искру", крикливо отстаивали все ту же "свободу критики" марксизма, восхваляли бернштейнианцев и доморощенных "экономистов", отстаивали свою беспочвенную теорию стихийности рабочего движения. И Георгий Валентинович сказал, что они, искровцы, приехали сюда зря, что ни о чем договориться не удастся.
А не встретиться с рабочедельцами они не могли. Пошли в кафе, где заранее был снят отдельный кабинет. По пути туда увидели профсоюзный спортивный зал, в котором рабочие учились фехтованию. Они были вооружены бутафорскими шпагами и щитами.
- Вот и мы будем так же, - усмехнулся Плеханов. - Понятно, в будущем. После полной победы.
- А сейчас придется скрестить идейные рапиры, - сказал Владимир Ильич.
- Да, уж как водится, - отозвался Плеханов.
Искровцы не были одинокими - статьи "Рабочего дела" возмутили представителей революционной организации "Социал-демократ", они-то и начали разговор. Рабочедельцы возражали шумно и запальчиво. Им с не меньшей запальчивостью отвечал Мартов. Он так кипятился, что даже сорвал с себя изрядно потрепанный галстук. Плеханов сидел, скрестив руки, и окидывал всех неторопливым орлиным взором.
Ульянов говорил с такой уверенностью в своей незыблемой позиции, с таким спокойствием, что даже его картавинка чувствовалась меньше, чем обычно. Он давно и глубоко был убежден, что без идейной основы невозможно вести речь о каком-либо объединении, а последние статьи и только что прозвучавшие филиппики рабочедельцев ясно показали ему, что примирение невозможно.
Слушая друга, Глеб Максимилианович ловил однажды уже читанные фразы, глубоко запавшие в память: "Это из рукописи его будущей брошюры", "И это оттуда". Про себя отмечал: "Хорошо подготовился Володя!" А Зина, сидя рядом, то и дело подталкивала мужа локтем в бок и едва удерживалась, чтобы не шепнуть: "Отлично! Помнишь, в Ермаковском? Вот так же терпеливо и весомо".
Рабочедельцы не унимались, перебивали с крикливой горячностью.