Точка опоры

- Господа, Максим Горький не доехал до Москвы. Его высадили на станции Обираловка. А в Москве на вокзале его ждали две тысячи почитателей.

В замешательстве опустили занавес. Включили свет. Полицейские бросились на галерку. Но пока бежали туда, обладатель звучного баса успел скрыться.

Через день в том же театре какая-то девушка, по всей видимости ссыльная курсистка, крикнула, что Горького не высаживали из поезда, а просто вагон, в котором он ехал, перегнали со станции Обираловка на Курскую дорогу, минуя Москву. И для сопровождения дали двух жандармов.

Девушку успели схватить и отвезти в тюрьму - "за произнесение краткой речи с демонстративной целью".

А на галерке театра стали дежурить переодетые жандармы.

2

Доктор Леман, мюнхенский социал-демократ, принес пачку писем, пришедших в его адрес, как всегда, окольными путями: одни через Нюрнберг, другие через Прагу, третьи через Брюссель.

- Вы, геноссе Карл, очень любезны. - Владимир Ильич потряс его руку. - Спасибо! - Взглянул на Засулич. - А Велика Дмитриевна собиралась к вам за почтой. Наши визиты, я полагаю, не вызывают подозрений? Как бы к врачу на прием!

- Да, в мои приемные часы, - кивнул Леман аккуратно причесанной головой. - А сегодня у меня на почте был забавный случай: какой-то чудак прислал мне подушку! Я счел за глупую шутку и отказался получать. Если это не ошибка...

- Ошибка, дорогой доктор! - Владимир Ильич тронул локоть Лемана. Несомненная ошибка! Это же - для нас.

- Вы ждете подушку?!

- Не подушку как таковую - пирог с начинкой!

- Карл, нам могут прислать что угодно, - принялся объяснять Мартов. Через Прагу - мешок хмелю, через Болгарию - винный бочоночек, через Голландию - головку сыра. Пачку табаку, пакет с макаронами, кастрюлю, граммофон... Кто что придумает.

- Если для вашей "Искры"... - пожал плечами доктор. - Я надеюсь, почта еще не отправила обратно.

- Вы не обижайтесь, доктор. - Владимир Ильич снова тронул локоть Лемана. - Ваша помощь для нас бесценна.

- Это не так уж трудно... Я могу второй раз... Объясню там... Что-нибудь придумаю...

- Я иду с вами, - объявил Мартов. - А объяснить не так уж трудно. Скажете: жене подарок. Ко дню рождения. Или что-нибудь в этом роде. А подушка, дескать, не простая - из гагачьего пуха! Собирал знакомый охотник на островах Ледовитого океана. Дайте волю фантазии.

Тем временем Надежда Константиновна распечатывала письмо за письмом, те, которые требовали расшифровки, откладывала в сторону.

Когда Мартов ушел вместе с доктором, Владимир Ильич повернулся к жене и, уткнув руки в бока, заглянул через ее плечо:

- Ну-с, что тут особо интересного? Чем сегодня порадовали земляки?

- Хорошие вести! Вот - из Нижнего. Сразу два письма. О Максиме Горьком.

- Да? О Горьком нам важно знать все. И быстро откликаться. Дай-ка.

Пробежав первое письмо, Владимир Ильич азартно потер ладонями:

- Это нам очень ко времени! - Протянул листок Засулич. Познакомьтесь, Велика Дмитриевна. Примечательное письмо! - Взял второе. И здесь о том же. Главное - с подробностями.

Смяв недокуренную сигарету и бросив ее на подоконник, Засулич села с письмом к уголку стола. Прочитав первые строки, кинула на Надежду Константиновну косой, упрекающий взгляд:

- И это называется "хорошие вести"! - стукнула четырьмя пальцами по кромке столешницы. - Возмутительный случай! Максима Горького, пролетарского барда, буревестника...

- Надюша, в этом Велика Дмитриевна права, - поспешил подчеркнуть Владимир Ильич. - Нельзя не возмущаться тем, что Горького выслали из его родного города.

- Да разве я спорю? - Надежда Константиновна прижала руки к груди. Меня тоже возмущает...

- Но то, что произошло на вокзале, а затем и в городе, не может не радовать. Действительно, хорошие вести, Велика Дмитриевна. И печальные и в то же время хорошие! Это же начало новых демонстраций! Всего лишь две недели назад мы с вами отмечали двадцатипятилетие первой социально-революционной демонстрации в России, на площади у Казанского собора, тогда чествовали Георгия Валентиновича...

- Великое было празднество! - воскликнула Засулич, оторвавшись от письма. - Я всегда говорила: уже там, на площади Казанского собора, блестяще проявился талант Жоржа! И революционного мыслителя, и оратора!

- И вот вам новая демонстрация! В Нижнем, неподалеку от пролетарского Сормова! Это примечательно! И одновременно - в Москве. А вспомните Харьков.

- Да, да. Точно. Второй раз в году. Безоружных студентов топчут лошадьми, бьют нагайками.