Точка опоры

– Не убил? – поднял взгляд паренек.

– Не убил, твою мать! Хочешь добить?! – крикнул я. Санька сразу оживился. – Давай, давай, давай! Поспешим! Тварь сейчас дожует свою добычу и до нас доберется. Держи мой пистолет. Главное, меня не укокошь.

Сам я взял «Сайгу» пастыря.

– Бежим?!

– Бежим!

* * *

Ломая тлеющие доски, стены, указательные столбики и хилые деревца, – ломая все, с чем входил в соприкосновение, растопырив руки и ноги, спиной вперед, матерясь, пролетел Санька. Даже тех мгновений, что длился его полет, мне хватило, чтобы увидеть жуткий кровавый блин на том месте, где раньше было лицо парня. Он приземлился рядом со мной, я тут же помог ему подняться.

– Ты как?

Санька махнул рукой.

– Нормально, – прохрипел он замогильным голосом. – Цел.

– А лицо?

Санька вытер кровавые ошметки со лба, щек, носа.

– Это меня потрохами того гада забрызгало. До того объелись, твари, что пузы их от пуль так и лопаются, как тыквы перезрелые. – Санька похлопал себя по груди, животу, убедился, что руки-ноги не переломаны. Потом спросил: – Сам как?

– Живой, – махнул я рукой.

– Откуда их столько?

– Если бы я знал. За дружка своего, наверное, мстить пришли. Ладно, к черту догадки, показывай дорогу.

– Побежали за мной!

Парень сорвался с места, и мне пришлось приложить немало сил, чтобы нагнать его. Сердце тарахтело, как пулемет, – с отдачей, выпрыгивая из груди. Дыхание сбилось, превратившись в судорожные хлебки воздуха. Как при таком галопе Санька умудрялся еще и стрелять, я мог только догадываться. Краем глаза я видел, что следом за нами, в надежде спастись, побежало еще несколько человек.

Остальные, ослепленные страхом, жались к огню. Самых слабых толпа вытеснила на горящий забор. Крики этих несчастных затерялись в общей суматохе. Наконец, ограда не выдержала и со скрипом рухнула на землю, с хрустом погребая под собой людей. Кто-то не разбирая дороги рванул вперед, в самое пекло. Вновь раздались истошные крики, запахло палеными тряпками и волосами. Монстры одобрительно зашипели.

Перепрыгивая через тела и уворачиваясь от ленивых выпадов мутантов, мы преодолели значительное расстояние. Но едва я подумал о передышке, как был тут же за это сурово наказан судьбой.

Все произошло очень быстро. Кривая фигура метнулась ко мне – и тотчас раздался звук рвущейся одежды. Горизонт, до этого все время маячивший перед глазами, резко ушел вверх. Вжух! Я не сразу сообразил, что произошло. Но когда, прокатившись кубарем метров семь, вскочил на ноги, было уже поздно.

В пяти шагах от меня, картинно расставив мохнатые лапы, стоял громадный выродок. Ловким ударом он сбил меня с ног и теперь явно намеревался сытно мной отобедать. Расстояние для прыжка было великовато. Но мутант и не собирался прыгать. Он вразвалку подошел ко мне, раззявил скособоченную пасть, брызгая склизкой слюной. Из недр его глотки вылез мясистый, похожий на гигантского червя, язык.

– Пригнись! – раздалось сбоку. Валя. Она прикрывала нас с пригорка. И тут же засвистели пули. Вжимаясь в землю, я едва ли понимал – жив я еще или уже нет. Судя по ноющим ногам и громыхающему в груди сердцу, – скорее жив, чем мертв.

Опрокинутый выстрелом навзничь, монстр упал, а я подскочил на ноги и вместе с Саньком бросился в убежище.

– Стойте! Стойте! Подождите! – кричали сзади.

Я дернул за рукав Саню, показывая, что надо бы остановиться, но парень лишь отмахнулся. Я замедлил бег, обернулся, крикнул бегущим за нами людям:

– Хлев! Бегите туда!

А потом, едва не теряя сознание от нехватки кислорода, помчался дальше.

* * *

В хлеву пахло полынью, вековой пылью и мокрой псиной. Еще ощущался запах какой-то солнечной теплоты, какую хранит в себе сено, и сушеного липового цвета, который с июля лежал на замшелых окнах строения. Мне тут же захотелось лечь, зарывшись в рыхлую солому, и беззаботно уснуть. Где-то в углах пищали мыши. Тихо потрескивали от влажного воздуха толстые стены.

После беглого изучения своего убежища мы нашли у дальней стены громадную лопнувшую бочку со свернутым на сторону краном. На дне плескалась заросшая бурой плесенью жижа, пахнущая брагой. Валя досадливо бросила:

– Рухлядь!

Потом, вписавшись лбом в низкий потолок, буркнула еще что-то себе под нос и села на камень, принесенный сюда, видимо, какими-то подростками. Мы сели рядом, кто куда. Какое-то время молчали, слушая биение своих сердец. Каждый думал о чем-то своем.

– Странно это, – вдруг нарушил тишину один из парней – высокий, сутулый и какой-то словно прибитый пылью. Серой кожей, усталыми глазами напомнил он мне старого умирающего пса. Говорил парень тихо, будто сам с собой, съедая окончания слов. – Вроде не было горя, а тут на тебе – получите… Куда теперь?

– Куда, куда, – повернулся к нему другой, пожилой уже дядька с черными пятнами запекшейся крови на лице. – Никуда. Все. Приплыли. Видал, что творится? – Мужчина помолчал некоторое время, потом произнес: – Меня Глебом Игнатьевичем зовут. У тебя курить есть?

– Володя, – представился парень, похожий на пса. – И курить у меня нет.

– А у кого-нить есть курить? – не унимался пожилой.

Все промолчали.