Точка опоры

– Курить ни у кого нету, – задумчиво произнес дядька, потирая подбородок желтыми от никотина пальцами. – Давайте хоть познакомимся тогда, что ли? Меня Глебом Игнатьевичем зовут.

– Меня Костей, – ответил еще один, сидящий дальше всех. В руках он сжимал блекло сверкающую в полосках пыльного света губную гармошку. Парень потирал её ладонью, подносил к губам, но на полпути рука его останавливалась, безвольно падала на колени, и он вновь начинал начищать облезлый хром гармоники.

И вновь воцарилось неловкое молчание. Глеб Игнатьевич еще некоторое время силился что-то сказать, морщил лоб, но, найдя на полу недокуренный бычок, радостно щелкнул пальцами, схватил его и успокоился.

Я подсел к Якову Михайловичу.

– Наука, – начал я, пытаясь как можно мягче выразить свои опасения. – Сараюшка эта точно спасет нас от атаки морглодов?

– Тут подземный выход есть. Специально вырыли для подобных происшествий.

– Отлично! – обрадовался я. – Куда он ведет?

– К северной стороне поселка. Но это уже не важно.

– Почему?

– Вход заперли. Леша, я не знал. Местные говорят, что он всегда был открыт. Поэтому я и посоветовал бежать сюда. А когда пришли сюда, кинулись, а тут замок амбарный висит. И бумажка. Вот, глянь.

Он протянул мне обрывок записки. На ней было криво выведено:

ОПЕЧАТАНО. Ключи у отца Марка.

Я выругался. Наука, глянув на меня, понял всё без слов.

– Отца Марка мы, видимо, не дождемся?

Я пожал плечами.

– Надо подумать, как действовать дальше.

* * *

В дверь заколотили. От неожиданности я вздрогнул, выныривая из мрака своих мыслей. Все сразу напряглись, уставились на дверь.

– Помогите! Откройте! – донесся до нас плачущий вой. Женский голос.

Я рванул к двери, но Санька, сделав акробатический рывок с места, тут же вцепился мне в ноги. Я чуть не расстелился на полу.

– Ты чего?

– Стой! – прошипел он. – Не открывай! А вдруг там мутанты?

– Какие мутанты? – Я попытался высвободиться из цепких объятий паренька, но потерпел неудачу. – Отпусти! Там же…

– Тише! – белое, словно присыпанное мукой, лицо Саньки вытянулось, на лбу выступили крупные капли пота. – Там морглоды! Они же выманивают нас! Неужели ты не понимаешь?! Глеб Игнатьевич, скажите ему!

Тот почесал затылок.

– Дык, это… Вроде не говорят же они? Или как? Могут? Все может быть. Кто его знает, что там? Может, не стоит открывать?

– Помогите! – женщина за дверью уже стонала. Голос доносился откуда-то снизу, и я понял, что она лежит у порога.

– Отстань, сказал! – зарычал я на Саньку. Руки невольно сжались в кулаки, готовые как следует промять ему бока. Почувствовав это, парень ослабил хватку, но оборотов не сбросил.

– Глеб Игнатьевич, помрем же все! Запустит гадов, они всех нас тут же и сожрут. Костя, ты чего? Валя…

Все молчали. Я не стал дожидаться от них ответа и, вырвавшись, рванул к двери. За спиной что-то заговорили. Все разом. Я даже не стал прислушиваться, просто открыл двери.

На пороге, утопая в крови, лежала женщина. Мои щеки и лоб покрылись липким холодным потом, когда я увидел её раны. Правый рукав кофты был пуст и насквозь пропитан темной кровью. «Долго не протянет», – промелькнуло у меня в голове.

Женщина схватила меня за ботинок.

– Спасите, – прошептала она. И затихла.

Я попытался её поднять, но не рискнул взяться за одежду, боясь причинить еще больше повреждений.

– Помоги, – сквозь зубы бросил я Саньке, и тот нехотя подошел ко мне. – Хватай за ноги, я возьму за руку. Давай, раз… два… три… Взяли!

Мы занесли женщину в убежище, уложили на прелое сено. Кто-то протянул мне кусок тряпки для перевязки. Я замешкался. Мои познания и умения в медицине ограничивались вытаскиванием заноз из пальцев и примочками от синяков. Оказывать помощь людям с такими ранами мне еще не приходилось.

На выручку пришла Валя. Перочинным ножом, добытым у Глеба Игнатьевича, она распорола кофту женщины, оголяя жуткую картину.

Валя перевязала рану, вложила несчастной в руку «янтарь», укрыла курткой. Мы расселись на свои места. Теперь оставалось только ждать.

– Воды бы ей, что ли, – прошептал Глеб Игнатьевич, глядя куда-то в пустоту. Ему никто не ответил. Воды ни у кого не было.

Мы сидели и молчали, с ужасом слушая, как женщина что-то бессвязно шепчет. Её голос напоминал звук лопающегося на морозе стекла – скользящий, режущий, проникающий в самое нутро. В глубине души каждый из нас осознавал, что долго она не проживет – слишком уж страшной была её рана. Но и предпринять мы ничего не могли. И от этого становилось еще паршивее.

К полудню женщина скончалась.

Мы накрыли её тело куртками, а сами, сбившись в один угол, вновь принялись слушать тишину.

– Почему их так много, зверюг этих? – дробным от стука зубов шепотом спросил Санька. Его суетливо бегающие по сторонам глаза начинали меня раздражать. – Раньше было меньше.