Точка опоры

— Ну что ты, Александра Михайловна! Какая же ты старуха? Ты же совсем, совсем…

— Не говори, милочка. Не утешай. Я здраво смотрю на жизнь. Шестой десяток давненько разменяла! Конечно, уже не вдовушка, а старая вдова.

— Да ты выглядишь на десяток лет моложе.

— Хватит, Аннушка, об этом. Рассказывай, что получала от брата, от Наденьки.

— Ни единого словечка… Я извелась без писем. И если мама в Самаре ничего не получает… А у нее сердце…

— Не волнуйся, миленькая. Живы-здоровы. Я вчера получила письмо. Они по-прежнему в заботах и хлопотах. А вот то, что тебе нет писем, это, поверь мне, не случайно. Перехватывают шпики.

— Я тоже подозревала. И таскались они за мной в Берлине. Едва ускользнула.

— Хорошо сделала, что ко мне приехала. Здесь спокойнее. А Владимир Ильич должен был сообщить тебе лондонский адрес…

— Лондонский? Вот как!.. А я собиралась в Мюнхен…

— Могла попасть в ловушку… А у меня здесь поживешь в безопасности. Отдохнешь. Посмотришь Дрезден — угу Северную Флоренцию. Ее нельзя не знать.

Александра Михайловна сварила кофе, за столом не спеша рассказала дрезденские новости, потом достала из-за зеркала свежий, но уже изрядно помятый при хранении номер «Искры».

— Уже лондонский! — обрадовалась Анна Ильинична. — Та же бумага, те же три колонки… И шрифт почти такой же. Молодец Володя!

К номеру был приложен листок с карикатурой: харьковский губернатор князь Оболенский, тучный сановник при орденах и ленте через плечо, душит на земле изголодавшегося мужика. На глазах у царя, довольного расправой! И Анна Ильинична быстро, перескакивая глазами со строчки на строчку, с абзаца на абзац, стала читать заметки о деревенских волнениях: «Еще с осени крестьяне стали чувствовать острую нужду в хлебе, составляли общественные приговоры о надвигающемся голоде, подавали по начальству… Ни один приговор не получил дальнейшего движения… Волнение охватило восемнадцать волостей… Помещики бежали в Харьков. Крестьяне ни одного не тронули. Только избили земского начальника… Скот и хлеб стали делить…»

— Ну и правильно! — Анна Ильинична подняла глаза на Калмыкову. — Что же им еще оставалось делать? Не умирать же с голоду. А их…

— Давно говорится: сытый голодного не разумеет, — вздохнула Александра Михайловна.

— Какое тут, к черту, разумение! Побоище безоружных! Изуверство! — Елизарова дрожащей рукой ткнула в газету: — Вот князь Оболенский спалил деревню. Дотла, мерзавец. Остались одни печи… Вот еще про него же: в трех деревнях пересек всех поголовно!.. И стариков, и детей, и девушек… Ты только подумай — девушек!

— У меня, Аннушка, когда я читала, тоже стыла кровь в жилах!

— От такого не остынет кровь — закипит!.. Ну кто поротую девку замуж возьмет?! Стыд-то какой! А князю не стыдно перед девушками…

— Ты успокойся…

— Да как же можно терпеть? Плетями драли, а его сиятельство светлейший князь… Вот написано: «…приговаривал: «Это вам, мерзавцы, по тридцать плетей за то, что грабили, а еще по тридцать от меня». Душегуб проклятый! Розгами подвести да по двести пятьдесят… Ужас!.. «Секут так, что куски мяса отваливаются». И это образованные люди!.. По приказу министра! С благословения духовенства!.. Черт бы их всех побрал!

— Будет им возмездие, — сказала Калмыкова. — Отольются крестьянские слезы… А ты, Аннушка… Давай-ка еще налью чашечку…

Несколько успокоившись, Анна Ильинична начала читать хронику: «В киевскую тюрьму привезены: из Москвы: ветеринарный врач Бауман, Ногин, девицы Рукина, Уварова… Из Петербурга: инженер Степан Радченко, Любовь Радченко…»

— И Степана с Любой схватили!.. А у них двое малышей… — Анна Ильинична едва сдержала слезы. — И почему их всех везут в Киев?

— Что-то замышляют. — Калмыкова вместо веера помахала платком на свое полное раскрасневшееся лицо. — Похоже, готовят большой процесс. И — ты обратила внимание? — свозят туда наших искровцев.

— Да. Вот: «Арестованный на границе Блюменфельд увезен в Киев…» Какой провал! И какое горе для Володи! Он ценил этого наборщика, дорожил им…

Отложив газету, Анна Ильинична спросила о последнем письме брата. Что он пишет?

— Тоже об арестах. Многим, как видно, не миновать ссылки. Затем будет обилие побегов — понадобятся деньги. А в партийной кассе у них с деньгами «совсем круто». Он так и пишет. Уже задолжали Квелчу… По подсчетам Владимира Ильича, понадобится больше десяти тысяч. Не сразу, а постепенно. Только была бы у них уверенность в получении. Я завтра же отправлю три тысячи. На первое время…

— Светлая у тебя душа, Александра Михайловна! — Анна Ильинична встала, обняла Калмыкову за плечи. — Бесконечно добрая.

— Ну-ну… — слегка отстранилась та. — Благодарить меня не за что: деньги-то нажиты торговлей. А дело у нас общее.

4