Точка опоры — точка невозврата

Когда мы сели в полицейскую машину — капитан Дрор спереди рядом с водителем, а мы с русскоговорящим полицейским сзади, — то он мне шепнул на ухо:

— Сейчас он будет говорить, а ты слушай и не перебивай. Я тебе переводить буду. Приедем в управление, там все вопросы и задашь, хорошо?

— Ваш приятель по имени Алекс, который рекомендовал мне с вами познакомиться, — начал Дрор низким, хорошо поставленным голосом, — говорил, что вы прежде творили чудеса розыска. Это правда? — И не дожидаясь моего ответа, продолжал. — Мы проверили по своим каналам и узнали, что о вас и в самом деле много хвалебных отзывов. Скажите, только честно, зачем вы бросили такую успешную карьеру в России и приехали сюда?

— На то много причин, — начал я, но он меня прервал:

— Не надо ничего говорить. Всё уже в прошлом. А сейчас вам выпал шанс доказать свой профессионализм у нас. Вы готовы?

— Всё это общие фразы, — вздохнул я, до конца не доверяя его словам, — я так понимаю, что у вас какое-то тупиковое дело, которое расследовать не можете, да? И прикрыть его нельзя, потому что оно уже получило общественный резонанс…

Тут русскоязычный стал толкать меня локтем в бок, но Дрор обернулся и погрозил ему:

— Переводи слово в слово!

— А что мне ещё сказать? — Я пожал плечами. — Выбора у меня нет. Конечно же, я готов поработать…

— Вот и прекрасно. — Дрор отвернулся и стал глядеть на дорогу. — Это всё, что я хотел от вас услышать. С сегодняшнего дня вы поступаете в качестве нештатного сотрудника полиции в распоряжение лейтенанта Винтермана, а вашего приятеля и бывшего сослуживца Алекса я приставлю к вам в качестве переводчика и помощника…

Всю дорогу до управления мы молчали, и я раздумывал о том, как Лёха будет доволен тем, что мы снова работаем вместе, а уж как я рад тому, что всё возвращается на круги своя…

Лейтенант Виктор Винтерман не понравился мне сразу. Толстый нескладный субъект с холёными пухлыми ладошками, и я сразу обращаю внимание на его аккуратно обработанные пилочкой ногти. Если у полицейского из отдела по особо тяжким преступлениям есть время заниматься такой ерундой, то одно из двух: или тяжких преступлений в Израиле больше не происходит, или владельцу пилочки всё по барабану. Первое, к сожалению, из области фантастики, а вот второе — совершенно никуда не годится. Был бы я начальником этого пузыря, я бы погонял его по городу, как бешеную собаку. Но начальник здесь, увы, пока он…

— Наслышан о вас, — вежливо булькает Винтерман, здороваясь за руку, и сразу же тайком вытирает ладонь о штанину. Видно, мои не отмытые от уличного мусора руки его не вдохновили. — Значит, сразу и приступим к делу. Алексей, достань папку с основными материалами… Вот ваш стол, за которым будете работать. — Он указывает широким жестом на стол около стеллажа с аккуратными рядами пронумерованных папок.

Лёха сияет, как начищенный пятак, потому что ему всегда очень нравилось работать со мной. Да и я к нему привык. Короче, два сапога пара.

Я молча сажусь на стул и жду, пока Штрудель, как заправский официант, подаст мне папку. Без интереса пролистав несколько страничек, я поднимаю глаза на Виктора:

— Давайте поступим так. Расскажите мне своими словами суть дела, а если понадобятся какие-то детали, Алексей найдёт их в деле и переведёт…

— Какие-то детали… — хмыкает Винтерман и с сожалением глядит на меня, мол, потерял ты, брат, свою квалификацию, а мы тут должны время на тебя тратить. — Хорошо. У нас люди пропадать начали. Притом при весьма странных обстоятельствах — ни следов после себя не оставляют, ни улик. Поначалу мы решили, что тут какие-то или криминальные разборки, или долги и побеги от кредиторов, или националистические мотивы. Но ничего такого нет. Даже никаких трупов мы не находим.

— Сколько всего человек пропало?

— Уже шестеро.

— И вы решили, что это серия?

— Ну да. Очень похоже.

— А почему вы так решили? Что-то эти пропажи всё-таки объединяет?

— Почти ничего. Все эти люди совершенно разные — и по социальному положению, и по возрасту, и по достатку.

— Но вы всё-таки что-то нарыли?

Винтерман морщится от грубоватого словечка, но терпеливо объясняет:

— Почти ничего. Какие-то мелкие незначительные детали. Но они настолько условные, что вполне могут объединять ещё добрую тысячу людей с улицы… Просто что-то нам подсказывает…

Тут я усмехаюсь и ядовито замечаю:

— Так об этом в протоколе и записано? Профессионалы, блин…

И сразу Винтерман деловито подхватывается со стула и глядит на часы:

— Короче, Алексей, помоги человеку войти в курс дела, а я должен идти к начальству. Через час вернусь. — А потом мне персонально: — Не советую вам, Даниэль, со мной в таком тоне разговаривать. Никому от этого пользы не будет. А вам тем более…

После его ухода мы некоторое время сидим молча, потом Штрудель виновато разводит руками:

— Не трогай ты его. Разве не видишь, что шеф комплексует? Раньше он был тут звездой сыска, хотя ничего серьёзного, по большому счёту, до последнего времени не раскрыл. Да и не случалось у нас ничего серьёзного. А в тебе он сразу почувствовал угрозу своему мирному существованию…