Точка опоры — точка невозврата

…Что-то изменилось на сей раз, едва я вернулся в своё время. Не внешне — всё в нашей комнате осталось таким же, как и раньше. Те же кресла, и все они пустые, кроме двух. В одном из них я, в другом — Гершон Добин, вернее, не он, в его оболочка, с которой теперь неизвестно что делать.

Что-то, наверное, изменилось во мне самом. А что — и сам не пойму. Как-то притупилась, что ли, острота восприятия? Мне теперь ничего не страшно. Да и что, в самом-то деле, может случиться со мной, если я спокойно смогу покинуть свою оболочку и полететь туда, где мне будет хорошо и безопасно?

Или это безразличие. Мне совсем не интересно, что будет дальше и чем всё закончится. Если всё это время я как-то опасался за свою жизнь, потому что боялся её потерять, то сегодня уже не боюсь.

Я неожиданно начинаю понимать, что жизнь — это не просто физическое существование, когда ешь, спишь, смотришь телевизор, встречаешься с женщиной, тратишь деньги на всякую ерунду, правдами и неправдами побеждаешь более слабого… Есть, оказывается, и какое-то иное существование, в котором нет невозможного и недостижимого. Мелочи сами собой опускаются на дно, а ты паришь над ними, и перед тобой открываются новые горизонты… Гершон доказал мне это. И только в этом необычном существовании настоящее счастье, которого, как оказывается, хотят все, даже такие законченные циники, как бывшие российские менты.

…Я сижу в своём кресле и не шевелюсь. За стеной в соседней палате Шауль о чём-то разговаривает с охранником. Не буду его пока звать. Мы здесь вдвоём с Гершоном. И нам не скучно.

…Мы по-прежнему стоим с ним в быстро сгущающихся сумерках у входа в ресторан «Эль Дженераль». Нам больше не о чем говорить. Да и так всё понятно. Кто-то окликает его из ресторана, и Гершон уходит. Через минуту начнётся танго, может быть, даже пока ещё не написанная Матосом Родригесом «Кумпарсита», и опять всё поплывёт, словно в тумане.

Очень хочется зайти внутрь и посмотреть, что же там происходит, но я уже никогда туда не зайду. Просто не смогу…

— Даниэль, ты уже здесь? — доносится вкрадчивый голос Шауля. — Вернулся? А где Гершон?

С трудом открываю глаза и выдавливаю каким-то хриплым чужим голосом:

— Он не вернётся. Потому что ему там лучше. Это его решение.

Некоторое время Шауль молчит, потом совсем тихо отвечает:

— Может, он прав. Эх, себе бы найти такое место… Ты ещё полежишь или будешь вставать?

Я молча поднимаюсь и иду за ним следом. А навстречу охранник, который с улыбкой счастливого идиота, радостно сообщает:

— Шеф только что звонил и интересовался, всё ли у нас в порядке. Говорит, что, мол, сутки, отпущенные на эксперименты, истекли, и пора вам собираться. Лавочка закрывается. Велел передать, чтобы вы были готовы. Вы и ваш третий.

— Какой третий? — удивляюсь я.

— Гершон, — шепчет Шауль. — В конторе пока не знают, что он не вернётся…

— Я для вас кофе приготовил, — радуется охранник, — на прощанье…

— Дай телефончика позвонить, — протягиваю руку, — тоже на прощанье.

— Ну, вот опять, — хмурится цербер, — шеф узнает — вылечу с работы из-за вас к чёртовой матери!

Но телефон даёт и деликатно удаляется в коридор покурить.

— Лёха, привет! — набираю я Штруделя. — Как дела? Как здоровье?

— Ничего, нормально. — Голос Лёхи какой-то глухой и отстранённый. — Я в больнице сейчас. Не могу говорить. Перезвоню позже… — И гудки в трубке.

Что-то с ним не так. Я понимаю, что всякое может быть — рана воспалилась, самочувствие не очень, но я-то прекрасно знаю своего бывшего напарника, который никогда не унывает, как бы ему хреново ни было. Одно утешает: если он пообещал перезвонить, то сделает это непременно. Только бы это не затянулось по времени, которого, судя по всему, у нас почти не осталось.

— Что там у Алекса? Какие-то нехорошие новости? — Шауль настороженно вглядывается в моё лицо.

— Пока не знаю. Он обещал перезвонить позже. А сейчас он в больнице…

Шауль роняет чашку с кофе, которую приготовил для него охранник, и хватается за голову:

— Ты понимаешь, что происходит? Он бы сам в больницу не пошёл! Его определённо взяли, и, может быть, он вообще не в больнице!

— А где?

— Да мало ли где!.. Я теперь абсолютно уверен, что он нам ничем не сможет помочь. Нужно выбираться самим.

Минут пять я расхаживаю из угла в угол и напряжённо раздумываю. Потом у меня в голове рождается план — отчаянный и безрассудный, почти без надежды на успех, но никаких других вариантов нет.

— Слушай, Шауль, — обращаюсь к своему товарищу по несчастью, — ты видел по телевизору фильмы, в которых какой-нибудь Сталлоне или Шварценеггер в одиночку крошат целую кучу врагов? Так вот, единственный наш шанс выбраться отсюда — это поиграть самим в такие военные игрушки…

— Ты шутишь?!

— Мне сейчас не до шуток. Есть более простой вариант — послушно подставить лоб под пулю, и, как я понял, твои приятели с удовольствием нажмут на курок. Лично меня этот вариант совершенно не устраивает.

— Что мы должны делать? — Шауль поджимает губы, и лицо его становится серым.