Когда шли обратно по набережной озера, Красиков сказал, что Ильич готовится написать книгу о съезде. Тогда всем все будет ясно.
Прочитав протоколы, Лепешинский поспешил к Ульяновым. Его восторженный голос ворвался на второй этаж, и Владимир Ильич про себя отметил: «Разобрался!» Сбежал вниз, стиснул руку друга.
— Не спрашиваю — по глазам вижу, что большевик!
— С вами, как прежде! Протоколы сняли с меня куриную слепоту! — От радости Пантелеймон Николаевич растопыренными пальцами ворошил волосы на голове. — Прозрел, яко исцеленный слепец!
…В кафе «Ландольт» была небольшая комнатка с выходом в переулок. В ней обычно собирались российские социал-демократы. Опасаясь, что для встречи Нового года туда набьются меньшевики, Лепешинский заказал столик в дальнем углу общего зала. Когда после спектакля пришли туда, было уже шумно. Владимир Ильич по русскому обычаю со всеми чокнулся, встал с рюмкой в руке.
— С Новым годом, друзья! С предстоящими боями и нашими победами!
— И за здоровье отсутствующих! — добавила Надежда, вспомнив родных, и остановила взгляд на Лепешинском. — За вашу Ольгу и маленькую Оленьку!
Отпила полрюмки кислого рислинга и слегка поморщилась.
— Лучше бы нежинской рябиновой, — вздохнул Красиков. — Или спотыкача. Правда, Надежда Константиновна?
— Не знаю. Не пробовала. Это, кисленькое, наверно, послабее. Как раз для меня.
— А моя Ольга хватила бы водочки! — сказал Лепешинский.
— За Курнатовского! За Бабушкина! За Глашу Окулову! — встал Владимир Ильич со второй рюмкой в руке. — Ох, как нам недостает их сегодня! Не здесь, а там, в России. За Грача, за Папашу, за всех, кто работает в комитетах и начинает готовить Третий, наш, большевистский съезд! За их здоровье и успехи!
Женеву взбудоражило веселье. Опустошив праздничные столы, все, кто мог передвигаться, хлынули на улицы, где шумел разноязыкий карнавал. На площадях гремела музыка, горели фонарики, в танцах и хороводах кружились разнаряженные маски, змейками взвивались ленты серпантина.
Ульяновы, Лепешинский, Циля Зеликсон и Красиков шли по площади Плен де Пленпале, подхватив друг друга под руки. Петр Ананьевич напевал вполголоса: «Волга, Волга, мать родная…» И вдруг столкнулись с гурьбой меньшевиков. Мартов съязвил:
— Твердокаменные двинулись лавиной!.. Не сорвались бы в пропасть.
— Сторонись, мягкотелые! — крикнул Лепешинский. — Сомнем!
— Не стоит связываться, — сказал Ленин, и они тихо разминулись, только Лепешинский успел слегка толкнуть Троцкого плечом да кинуть вдогонку:
— Не мельтеши перед глазами!
Прошло две недели. Надежда в своей комнатке писала:
«Дорогая Марья Александровна!
Ваше письмо поразило нас: очень уж печально оно. Остается надеяться, что всех скоро выпустят. Говорят, в Киеве были повальные обыски и аресты. Во время таких набегов забирают много народу зря. Судя по тому, что забрали всех, дело будет пустяшное.
Принимают ли передачу и книги? Были ли уже от наших письма? Не собирается ли Марк Тимофеевич взять отпуск и побывать у Вас? Мама жалеет, что она не в России с Вами. Желаю Вам здоровья и бодрости.
Ваша
Дописав письмо, Надежда на цыпочках прошла по коридорчику, заглянула в комнату мужа: не сделает ли он приписку? Пусть самую короткую. Но Владимир склонился над столом. Перо его поскрипывало. Видать, глубоко вошел в работу. Вначале трудно давалась ему эта книга — все пережитое в Лондоне, на съезде, и в особенности здесь, на заседании окаянной Лиги, было свежо в памяти и до крайности волновало. Вчера часто бросал перо и начинал ходить по комнате. Сегодня пишет не отрываясь. Не надо отвлекать. Даже ради двух строчек родным. Не надо прерывать поток его мысли. А о том, что написала Марье Александровне, она расскажет за ужином.
Надежда уже знала, что на обложке книги будет набрано: «Шаг вперед, два шага назад (Кризис в нашей партии)». Скорей бы написал ее. И скорее бы отправить в Россию. Эта книга нужна так же, как в свое время боевая брошюра «Что делать?». Пожалуй, даже нужнее. Важно окончательно размежеваться с меньшевиками. Книга поможет в этом. И откроет путь к Третьему съезду. К большевистскому!
И Надежда так осторожно спустилась вниз, что Владимир не оторвался от работы. До ужина она успеет отнести письмо на почту.
4
Горький спешил в Москву.
И уже счет потерял, который раз в это полугодье ехал в нижегородском поезде.