Я по второму разу пересказал Петру Алексеевичу историю своей заграничной жизни. Только дополнил ее еще одной частью, которая для Даньки не предназначалась.
– Я не уверен, может быть, ничего и не получится, но попытаться стоит. Это очень хорошая клиника, и они многих людей поставили на ноги. Если Вы просто пройдете обследование, хуже ведь не будет, правда? А если они согласятся на операцию, тогда уже и будем дальше думать. – Я показал ему Аэрофлотовский сертификат и объяснил, как им пользоваться. – В любом случае, даже если ничего не получится, Вы просто побываете в Германии, культурную программу я обеспечу. Я уже столько групп провел, для меня это никакого труда не составит, а лично для Вас что-то сделать только в радость будет. А если Данька не захочет поехать, тоже не проблема, я Вас встречу, у нас там все оборудовано для людей с ограниченными возможностями.
– Почему вдруг он не захочет?
– Я не знаю, как объяснить… Это очень тонкий момент. Он ради Вас на все готов, но он может подумать, что я его этим покупаю. А это не так. Я правда хочу Вам помочь независимо от моих чувств к нему.
– Я думаю, он достаточно зрелый человек, чтобы это все разграничить.
– Так Вы согласны?
– Тимофей, мальчик мой, – насмешливо проговорил он. – В моем положении только дурак откажется от даже призрачной надежды на какие-то хотя бы самые минимальные изменения. Для меня и костыли будут глобальным шагом вперед.
– Здорово. Я пришлю Вам список необходимых документов и переведу их на немецкий. Только не проходите здесь обследования и не сдавайте анализы, смысла нет, они все равно затребуют свои, не доверяют нашим клиникам.
Я был счастлив, что хотя бы это у меня получилось. Долги нужно отдавать, а я считал себя в долгу перед этим человеком. Ведь именно его безумная идея стала для меня точкой отсчета, которая подарила мне любовь и изменила меня самого. Больше меня здесь ничто не задерживало, пора было уходить. Где-то на другом конце города меня ждал Димка, за это время он женился и завел сына. Нужно было еще заехать в гостиницу за подарками и в магазин за выпивкой и закусками.
– Домой торопишься? – спросил Петр Алексеевич, увидев, что я поглядываю на часы.
– Нет. Домой завтра. А может и послезавтра. Не тянет меня туда совсем.
– Почему?
Я задумался.
– Как бы так в двух словах сказать… Много причин. Вот Даньке нравятся мужчины, а не женщины. Как так получилось, что Вы это приняли? Меня всегда этот вопрос интересовал.
– Ну тут все просто. Он первым меня принял. Мы с ним оба такие… калечные. Отличаемся от большинства. И он первым не отвернулся от меня, безногого, еще когда совсем мальчишкой был. Всегда меня поддерживал. И всегда давал понять, что он рядом и будет рядом всегда. Особенно, когда Алена ушла, ему тяжело было. Умом он понимал, что сердцу не прикажешь, но ему все равно это предательством казалось. Хотя она ушла вовсе не потому, что я инвалид и ей противно было или что-то в этом роде. Просто она другого полюбила. Трудно найти оправдание человеку, который бросает своих близких в болезни. В здравии-то не все находят.
– Я бы не нашел, – честно признался я.
– Так или иначе, мы справились. Ну и когда он мне признался, что гей, разве я мог не поддержать его? Конечно, я не прыгал до потолка от радости, но и отказываться от него не собирался. Мы с ним одинаковые, только по-разному, понимаешь? – Я кивнул. – Он смирился с моим увечьем, а я – с его.
– Ну вот, а у моих родителей такого опыта не было.
– И слава Богу, – быстро вставил Петр Алексеевич.
Я кивнул.
– Я так отвык за три года изворачиваться, не договаривать, врать, скрываться. В Германии это все не нужно, там никому нет дела до твоей постели. Мне очень некомфортно дома, потому что меня считают другим человеком, не тем, кто я есть. А я вынужден эту иллюзию поддерживать.
– Почему ты не попытаешься поговорить с ними? Вдруг они поймут?
– Ага. У нас в селе меня прекрасно "поймут" черенком поперек хребта. Но однажды я так и поступлю, да, когда мать в очередной раз меня сведет с какой-нибудь соседкой. С ней в последнее время невозможно стало. Ни один разговор не обходится без выяснений, не появилась ли у меня девушка, и без рассказов в стиле "а вот помнишь, у бухгалтерши нашей дочка была, так вот она техникум кулинарный закончила и вернулась". Если я с ними поговорю, у меня больше не будет семьи. А я пока не могу выбрать между родителями и возможностью быть самим собой. К сестре табунами подруги ходят, и им всем от меня чего-то надо. Видели бы Вы эти экземпляры! Одежда расцветки "вырви глаз", косметики столько, что и второго глаза не пожалеешь, хихикают противно и глупые вопросы задают. Светка говорит, они в обычной жизни нормальные, это только в моем присутствии дурами становятся, я так на них действую. Друзья зовут бухать каждый вечер, не пойти – обидятся, а там километр водки и тоже девки липнут, еще и пьяные. В прошлый раз еле вытерпел 2 недели дома. В этот раз всего 5 дней взял, и те не знаю, как пережить. Я ною, да?