Точка преломления (ЛП)

Меня охватила волна разочарования. Возможно, здесь устроили промежуточный пункт, а затем забросили его, когда МН обвинила меня в поддержке снайпера. Если это произошло, то неизвестно, куда делись обитатели дома. Они могли перебраться в другой район. В другой город. Оказаться в тюрьме. Я крепко сжала в кулаках юбку.

Чейз пригнулся у подоконника, повернувшись к улице, чтобы видеть любое движение снаружи.

— Пойдем посмотрим, — прошептала я.

Он поразмыслил над этим, но покачал головой.

— Подождем. Если там кто-то есть, мы увидим признаки их присутствия.

Спорить с ним было бессмысленно.

Шли минуты. Пока я смотрела в окно, Чейз обрывал паутину. С болью сожаления я вспомнила, какой была его комната, когда мы были детьми. Разбросанная по полу одежда. Пустые банки из-под колы под двуспальной кроватью. На тумбочке — емкость для жуков, которых он умудрялся пронести мимо мамы. Он был таким мальчишкой.

Треск! Я на автомате упала на колени, но в комнате был лишь Чейз, который отрывал от пола доску, прятавшуюся под надрезанным лоскутом ковра возле угла шкафа.

— Что ты делаешь?

Он посветил фонариком на небольшую деревянную коробку, вдвое меньше обувной. Когда Чейз дунул на нее, в воздух поднялась пыль.

— Перед тем как меня призвали, я кое-что здесь припрятал, — пояснил он.

Одним глазом следя за темным окном, я смотрела, как Чейз отодвинул скрипнувшую крышку и пальцем пошевелил содержимое коробки. Затем достал школьную фотографию симпатичной девочки-метиски с иссиня-черными волосами до подбородка. Его сестра Рейчел в старшей школе. Заинтригованная, я опустилась на пол рядом с Чейзом, все еще прислушиваясь к тому, что происходило на улице. Внезапно меня окатило ощущение, что мы уже делали это раньше: сидели с фонариком над спрятанными сокровищами и старались не попасться.

Чейз перебирал остальную часть своего клада: сорок долларов наличными, игрушечная машинка со вмятинами, пара бейсбольных карточек довоенных команд, свадебная фотография его родителей, сложенная пополам. Изображение было настолько истрепавшимся, что едва не разваливалось по линии сгиба.

Что-то встрепенулось внутри меня. Я подумала о своих письмах, которые он так долго носил с собой в рюкзаке. У него было немного, но эта небольшая коллекция воспоминаний помогала ему держаться. Это было так трогательно и обладало огромным глубинным смыслом: даже такие мелочи могут столько значить для него.

Что напоминало мне о доме? О маме? О Бет, которая спала в своей постели в паре кварталов отсюда? Все, что у меня было, — это глупая подвеска, которая якобы защищала меня. И даже она на самом деле мне не принадлежала. Внезапно Чейз, со всеми его потерями, показался невероятно богатым.

Коробка накренилась, и по ее дну прокатилось что-то металлическое. Чейз взял это в руку. Крошечный ободок на его широкой мозолистой ладони. Плетеное серебро, держащее черный камешек, темный, как глаза Чейза.

Обручальное кольцо его матери.

— Может, тебе стоило бы поменять твое на это, — предложил он. Его голос прозвучал слегка натянуто. Он слишком сильно старался говорить небрежно.

Я хватала ртом воздух, но в горле образовался комок, который я не могла сглотнуть. Я нервно крутила кольцо, которое он украл для меня на ферме Лофтонов. Я носила его как прикрытие: существовали Статьи о незамужних девушках, которых заставали наедине с мужчинами. МН называла это неприличным поведением. Скандальным. Как использование лака для ногтей, краски для волос и других контрабандных вещей, которые Вторая статья именовала аморальными. Но если я надену обручальное кольцо матери Чейза, это будет не просто для моей безопасности. Это будет и по другим причинам.

В одно мгновение на меня обрушились два воспоминания. Одно: образ, как целовались мама и папа Чейза. Я была достаточно мала, чтобы с криками убежать, и достаточно взрослой, чтобы задаваться вопросом, что это такое.

Другое: как я стояла в очереди в ломбарде, чтобы заложить обручальное кольцо мамы.

Мы оба потеряли семьи. И точно так же сами можем погибнуть в любой момент. Наше время уже было заимствованным. Что, если его поймают? Казнят? Что, если он просто исчезнет?

Я встала, глядя куда угодно, но не на него. Ладонью я с силой растерла давление в груди.

— Не то чтобы это что-то значило по-настоящему. — Он почесал голову и сухо посмеялся, но его глаза были темными и задумчивыми.

Моя рука повисла.

— Не по-настоящему?

Он пожал плечами с наигранной беззаботностью.

— Мы даже не полноправные граждане. У моих родителей было не так. Я просто говорю, что это будет не по-настоящему, и все. — Он снова посмеялся. — Забудь, что я что-то сказал.

Но я не хотела забывать. Меня охватила глубокая ноющая боль, желание чего-то большего. Будущего с ним, будущего, которое мерцало вдалеке, как мираж.

Я остановила его, когда он собирался сунуть кольцо в карман. Меня не заботило, считала ли меня МН полноправным гражданином и признавала ли наши отношения. Сейчас мы принадлежали друг другу, и значение имело только то, что мы знали это.