Эмили смолкла — то ли подбирала слова, то ли погрузилась в воспоминания. Стэн терпеливо ждал.
— В старших классах, — снова заговорила она, — Эрик заинтересовался живописью. Их класс сводили на выставку — не помню уже, на какую именно, но Эрик оказался под впечатлением… Не сказать, что прямо пришёл в восторг, но сильно задумался… А на следующий день начал рисовать сам — и карандашами, и красками… Те его первые рисунки мне не понравились. Они были странноватые. Даже не всегда было сразу ясно, что он изобразил, хотя чувствовалась какая-то сила, что ли… И вот живопись-то и стала его главным увлечением. То есть не увлечением даже, а страстью, чуть ли не одержимостью… И его строптивость тут проявилась во всей красе. Шёл в библиотеку, листал альбомы, а потом кривился, бурчал — не так они, видите ли, рисуют… Теперь уже я хихикала, а он злился… Ну, и в конце концов…
— Да, Эмили, продолжайте.
— Он решил стать профессиональным художником. Попытался поступить в Академию трёх искусств, но не смог. На экзаменах сказали — ему не хватает техники… Эрик был просто в бешенстве! Орал, что эти старые пер… ну, старые мастера ничего не соображают… Но один серьёзный живописец увидел его работы и согласился с ним заниматься за символическую плату… Эрик, когда остыл, стал к нему ходить — понимал, что так легче будет пробиться…
— А адрес этого учителя не подскажете? И как его звали?
— Мистер Лассаль, если не ошибаюсь. Адрес точно не знаю — помню только, что мастерская тоже на холме где-то. Но это было уже давно. А года два назад они с Эриком не то чтобы поругались, но перестали общаться. В последнее время Эрик его не упоминал.
— Ничего, пусть будет. Возьму его на заметку. Что ж, мисс Белл, спасибо вам за рассказ. Буду работать дальше. Если появится результат, то сразу с вами свяжусь.
Они распрощались. Стэн записал в блокнот фамилию живописца, отнёс телефон обратно на тумбочку и уже хотел выйти за порог, но остановился. Мысль, которую он не смог ухватить на автозаправке, теперь наконец оформилась в голове.
Та клиника, куда сегодня увезли Ингвардсена…
Тощий Фрэнки сказал про неё: «Миль десять за городом».
А Эрик накануне исчезновения бормотал что-то про десятую милю…
Стэн вернулся за стол, взял ветхий дорожный атлас. Достал визитку доктора Гланца, прочитал адрес. Северо-западное шоссе… Ну да, вот на карте нужное место — три корпуса в окружении лесной зелени… От городской черты — почти десять миль, вполне можно округлить…
Сам по себе этот факт, конечно, ещё ничего не значит. С большой вероятностью — обычное совпадение. Но выглядит всё равно подозрительно. С этой клиникой надо бы разобраться…
На всякий случай он заодно проверил по карте и остальные трассы, ведущие за пределы города. Но на них подходящих объектов не было. Северо-западное шоссе осталось единственным, где на десятой миле имелись значимые отметки.
Он закрыл атлас и машинально запихнул его в ящик. Взгляд зацепился за тетрадь Эрика, которая там лежала со вчерашнего дня. Повинуясь наитию, Стэн её вытащил, снова перелистал и не поверил своим глазам.
Несколько страниц в середине были исписаны.
Запись датировалась серединой прошлого месяца. Заметки же, сделанные до этого, отсутствовали по-прежнему.
Опасаясь, что текст опять пропадёт, Стэн сразу начал читать.
Глава 8 (дневник)
Собрались у Януша, как обычно, во второй половине дня — я, Жан-Люк, Франческо, рыжая Марта и её подруга-наперсница (третья или четвёртая за неделю; не уверен, сбился со счёта). Подруга, кажется, была под «волчком» — хохотала визгливо и невпопад, а её расширенные зрачки блестели, как черничные ягоды после утреннего дождя. За столом я оказался лицом к лицу с ней, прямо напротив, и она улыбалась мне похотливо, растягивая красные губы; её имя я не запомнил.
Чтобы не встречаться с ней взглядом, я смотрел за окно, на улицу. Там было на удивление светло — войлочный полог туч истончился, треснул, и в прорехе над крышами бледно синело небо. Эта цветовая пощёчина кирпично-серому городу волновала меня, приковывала внимание, но я понимал, что лазурный проблеск недолговечен и эфемерен; что он зарастёт бесследно через минуту. Я злился на прохожих, бредущих по тротуару с озабоченным видом; хотелось разбить окно и проорать им — посмотрите наверх, придурки! Отвлекитесь хоть на секунду от своих ублюдочных дел! Но я, конечно, сдержался — впрочем, они всё равно меня бы не поняли.
За нашим столом тем временем обсуждался предстоящий Салон Бунтующих.
— Я спросил там у одного, — говорил Жан-Люк, — что значит «новаторский взгляд»? Что они сами вкладывали в эту формулировку, когда давали анонс? А он мне ответил с этакой снисходительной вежливостью: «Каждый потенциальный участник решает сам». Ха, да я-то решу! От моего новаторства они обделаются дружно и разом! В том и вопрос — готовы ли они сами к такому? А то ведь опять получится, что я принесу полотна, а эти индюки вроде Юхнера станут воротить нос…