Точка росы

Пурга бушевала два дня. В снежных облаках тракторы расползлись в разные стороны, и на сбор колонны ушел четверг. Только ночью тракторы заняли свои места, и колонна тронулась с путь.

— Белое безмолвие, — сказал Тонкачев, посматривая на синеватую стрелку компаса. Он не мог признаться трактористу, что начал сомневаться в ее показаниях. Упрямо смотрел на карту, отыскивая изгибы Ево-Яхи. С воздуха она сразу запоминалась, очерченная тенями.

— Лес! — ошалело закричал тракторист. Он оторвал руку от рычага и вытянул ее вперед. Длинные лучи фар упирались в черную стену. Он не мог поверить, что кончилась тундра, он устал от огромной равнины, где перед глазами снег и снег.

— Кажется, в самом деле лес! — Тонкачев посмотрел на карту. Черная полоска означала лес. Кабина трактора похожа на кабину вертолета, но здесь нет никакого обзора, как у пловца, который видит не выше своего подбородка. Знал, что низкорослые ели и кедрачи всегда росли по берегам рек и ручьев, и мучительно старался понять, какая река пряталась под глубоким снегом. В солнечный день по теням легко отыскать реку, но сейчас, в сероватой мути, нечего об этом и думать.

Коваленко до боли в глазах смотрел в окно, чтобы не прозевать спуск к реке. Открыл дверь кабины, высунулся наружу. Впереди все тот же снег, под цвет темного неба.

Вдруг трактор сорвался вниз, обрушивая снежный козырек над берегом реки. За ним рванулся балок.

Гусеницы ударились об лед и, пропахивая глубокий снег радиатором, упрямо поползли вперед.

Тонкачев сильно ударился головой о приборную доску. С опозданием понял, какую пережили опасность.

Темноту прорезали горящие фары второго трактора. Они ударили сверху вниз и воткнулись в лед. Трактор сползал с обрывистого берега, а за ним рухнул вниз балок на санях. Раздался грохот, и тяжелый удар раскатился по льду.

Тракторист обошел стоящую головную машину и, пересекая реку, выбрался на левый берег.

«Обошлось», — подумал с облегчением Тонкачев и пропустил момент появления третьего трактора. Без остановки, пошарив фарами по реке, тот лихо рванул вперед по пробитому следу, увлекая на прицепе балок.

Прогремел сильный удар гусениц по льду. И тут же прокатился треск колющегося льда.

Только сейчас Тонкачев понял, что они с Коваленко допустили ошибку. Надо было развернуть трактор и высвечивать спуск.

Очередной трактор выполз на бугор, и яркий свет фар вырвал стоящий на попа балок. На льду, около огромной пробоины, толпились рабочие.

Свет фар помог Тонкачеву сориентироваться, и он пробился к пробоине. Последние метры он чуть не полз по снегу. Вывалился из темноты, прокричал:

— Люди живы?

— Соколов выскочил вместе со своим напарником! — ответил Тонкачеву кто-то из стоящих, но слова прошли мимо сознания главного инженера. — Да вон стоят, целехонькие, как огурчики.

Тонкачев невидящими глазами перескакивал с одной группы на другую. Серевшие в темноте лица людей сливались воедино. Он торопливо обходил рабочих, пока не оказался рядом с вымокшим трактористом.

— Жив, гвардеец? — Обнял парня, стал тормошить его, словно хотел убедить самого себя, что перед ним Соколов. — Жив, жив…

Тракторист всхлипывал, кулаком тер глаза.

— Ты что?

— Трактор жалко. Скажут, не оправдал доверие!

— Главное, что вы живы!

— Надо попробовать достать, — сказал спокойно Коваленко, всматриваясь в прорубь. От воды тянуло страшным холодом. — Нырять придется: трос надо надеть на крюк!

— Трос есть, — обрадованно сказал Соколов. — На военных учениях мы танки выдергивали из болот!

— Так то на учениях, — ответил Тонкачев, приходя в ярость. — А вы почему стоите мокрые? Бегом в балок греться. Пусть ребята растирают вас спиртом. Больных нам еще не хватало!

— Юрий Иванович, нырять придется, — как бы про себя сказал Коваленко. Голос его дрогнул, когда он на секунду представил, что надо раздеваться на морозе и лезть в ледяную воду.

Тонкачев не заметил, как сзади подошел Пядышев. Хлопал руками, чтобы согреться.

— Мужики, долго думать нельзя. Тащите трос, — сказал Пядышев. — Время пропустим, полынья замерзнет.

— Пядышев, я запрещаю экспериментировать, — сказал глухо главный инженер.

— Юрий Иванович, все обойдется. Глубина небольшая. — Пядышев подошел к краю льдины и, протянув руку, постучал кулаком по крыше кабины. — Попробуем тебя выдернуть, Конек-Горбунок!

— Серега прав! — вразнобой заговорили сразу несколько человек. — Не бросать же трактор с балком. У берега неглубоко. По очереди будем нырять, Юрий Иванович. Другого выхода нет.

Скоро около полыньи лежал толстый трос с петлей. Пядышев начал раздеваться. Он еще не успел сбросить свитер, как до костей обжег мороз. Особого страха он не испытывал. В деревне мальчишки начинали купаться сразу после ледохода. Но когда петля веревки для страховки обвила его тело, чтобы течение не затащило под лед, от колючих ворсинок ему стало не по себе. Пядышева качнуло, и он чуть не потерял сознание. Фары тракторов светили прямо в лицо. «Сергей, не трусь. Надо сделать один шаг!»