— Сказал так сказал.
— Не прибедняйся. Я тебя лучше всех знаю. — Широкова завертела головой, отыскивая пепельницу. — В этой келье разве не курят?
— Я не разрешаю!
— Да у тебя что стряслось, Иван? Сидишь сумной. — Она почувствовала его скованность.
— Веселым не будешь. Два тракториста замерзли на зимнике. Увезли ребят хоронить на Землю. Ты к Жорке прилетела?
— Да нет, он сам по себе. Я сама по себе.
— Почему так?
— Как тебе объяснить? Мужчина должен быть мужчиной. Гореть факелом, звать за собой. А Жорка согласен жить на подсказках. А мне надоело быть его воспитательницей. Я женщина, а не старшина. Хочу, чтобы мной занимались, обо мне думали и за мной ухаживали. Баба остается бабой. Кандидат ли она наук или академик! Чтобы узнать человека, говорят, надо съесть пуд соли. А мы сжевали с Жоркой больше двух пудов, а ближе не стали. Папу слушаться не захотел. В Харькове от хорошего места отказался. Твердит, как попугай: «У меня своя дорога». А куда привела его дорога из Харькова? В Медвежье. Чтобы стать оператором, не надо было так далеко ехать.
— Поработает оператором — назначат сменным инженером.
— Если повезет, сделают и главным инженером. Так, да? Потом назначат начальником комплекса? Это произойдет через десять лет. Прости меня, но я устану ждать!
— Ты стала злой, Зина… Зинаида Яковлевна.
— Ты разве добрый? Почему в Медвежьем не назначил Жорку сразу сменным инженером? Ты мог это сделать?
— Не имел права. У него не было опыта работы.
— Ну да ладно. Я уже сказала, что мы с Жоркой каждый сам по себе. Я прилетела на Север устраивать свою жизнь. Принимай на работу. Так как опыта у меня тоже нет, как и у Жорки, — кокетливо сказала Зинаида, — не откажи все-таки принять меня к себе секретаршей.
Викторенко барабанил пальцами по крышке стола. С каждой минутой удары становились все сильнее и сильнее. Злость подмывала встать и показать Широковой на дверь. Чем дипломированная инженерша оказалась лучше продавщицы? Надежда без стеснения объявила свою жизненную программу: ей надо много денег. А эта? Назначат Жорку Цимбала начальником комплекса — она прилетит к нему, зацелует. Будет всем рассказывать, что он у нее пылающий факел! А сейчас «сама по себе».
Викторенко смотрел на женщину и не мог поверить, что в университете она ему нравилась. Что же он ей скажет?
— В секретари, я уже сказал, не возьму вас, Зинаида Яковлевна. Нужны инженеры. Если не возражаете, пишите заявление, и завтра отдам в приказ: будете работать оператором.
Зинаида усмехнулась.
— На другое и не рассчитывала, хотя очень была бы полезна в роли секретарши. — И уже совсем серьезно закончила: — Так-то вот, Иван Спиридонович. Не ожидали, что соглашусь? Не такая уж я дура, как кажусь.
Широкова ушла. А Викторенко пытался разобраться, когда же она шутила и когда говорила всерьез. «А может, так и надо разговаривать с неженатым человеком?» — усмехнулся с горечью Иван. Вынул из конверта материнское письмо и не спеша стал перечитывать.
«Сынку, я тебя кличу до дому, кличу, а ты нияк не сберешься. Пойду в лес и все выглядываю, не появился ли ты часом на шляху. Все глаза проглядела и проплакала. А я ведь тебя носила под сердцем и кохала, чтобы мой Ванюшенька рос гарным и здоровеньким. Хлопцы, все твои дружки, поженились, и детки у них растут, как квитки в огороде. Один ты остался в парубках, и нет у меня ни внуков, ни внучек. А мне хочется и понянчить, и покохать. Как кажут люди, нет никому счастья в той клятой и холодной земле. И солнце там светит не по-людски, и морозы дюже сильные, что горобцы замерзают на лету. Хиба на Украине тебя не чекают, не я ни выплакиваю глаза и молю бога, чтобы ты скорее вернулся домой? Может быть, не там ты шукаешь счастье, а оно дома, в родной земле, заховано!»