— И что здесь будет? — спросил Искин.
— Кажется, какая-то организация, — пожала плечами шатенка.
— Что ж, понятно, — сказал Искин. — Спасибо.
Дальше они мотались по кабинетам, вымеряя шагами длинные, извилистые коридоры здания. Полчаса провели в картотеке, где грудастая женщина с бульдожьим лицом устроила Стеф форменный допрос, записывая в карточку имя, фамилию, возраст, место рождения, правша она или левша, цвет глаз, особые приметы. От нее они получили плотную картонную бирку с номером и штампом. С этой биркой в тридцать седьмом кабинете усталый пожилой фотограф с отвисшей нижней губой и тоскливыми глазами посадил Стеф на фоне белой стены и сделал несколько снимков монструозным, выкатным, на колесиках, аппаратом, который тут же принялся гудеть, пощелкивать и что-то перемещать в своих железных недрах. Здесь же, в закутке за аппаратом, фотограф принял от Искина плату и пробил чек. Лем хотел было его спросить, почему он доплачивает за срочность, если фото моментальное, но решил не создавать конфликт на ровном месте. Марки ему было не жалко. Снимков пришлось ждать пять минут, они появились блоком в четыре штуки, и фотограф аккуратно отделил одну для внутреннего учета, карандашом переписав на обороте данные с бирки. В документальный отдел на первом этаже обнаружилась очередь из двух человек, и Искин, оставив Стеф сидеть на стуле, сходил по своему делу — в пустой комнатке заполнил анкету, приложил социальную карточку, выписку о проживании и идентификатор и дождался, когда документы вернутся к нему с красным штампиком «Одобрено для продления».
— Вам теперь на Хумбольдт-штросс, там выдача.
Искин улыбнулся в прорезанное в фанере окошко.
— Спасибо, я знаю. Они не собираются переезжать?
— Нет, вроде бы.
Когда он вернулся к Стеф, та в гордом одиночестве вышагивала от одной стенки к другой рядом с дверью двенадцатого кабинета. При этом, разворачиваясь, вставала на носки и поддергивала штаны. Это было забавно, так и хотелось улыбнуться.
— Что, наша очередь? — спросил Искин, уминая документы во внутреннем кармане пиджака.
Стеф кивнула.
— Тогда пошли, — он взялся за дверную ручку.
— Я не могу, — сказала Стеф, продолжая изображать добросовестного коридорного патрульного.
— Почему?
— Потому что я терплю.
Искин поймал ее на очередном шаге.
— В смысле?
— Если походить, не так хочется писать, — шепотом объяснила Стеф. — А там, наверное, придется стоять.
— О, Господи! — сказал Искин и отвел девчонку в нишу к туалетам. — Давай. Только быстро.
— Это все фруктовая вода, — сказала Стеф, исчезая за дверью.
— А самой не сообразить?
— Не-а, — отозвалась девчонка. — Я очередь держала.
Искин вздохнул. Ох, Стеф. На все есть ответ! Он потер тупо занывшую грудь. Почему-то вспомнилась Хельма, ее лицо, вытянутое, с длинноватым носом, веснушками и маленьким ртом. Большие, удивленно распахнутые глаза делали ее прекрасной. Если бы у них случилась дочь, то была бы она уже одного возраста со Стеф. Или даже на год или на два старше. Но случилось другое.
Исправительный изоляционный лагерь для неблагонадежных элементов Шмиц-Эрхаузен главного административно-хозяйственного управления Хайматшутц.
Искин прикрыл глаза. Нет, вспоминать Хельму было не к добру. Как только он видел ее перед глазами, обязательно происходила какая-нибудь гадость. В прошлый раз пришлось спешно бежать из тихого Бренна. Хотя виной тому мог быть и приступ паранойи. Может, сейчас на Хумбольдт-штросс ему не продлят статус?
— Я все.
Стеф вышла из туалета, тряся мокрыми руками.
— Там что, нет полотенца? — спросил Искин.
— Не-а.
— Ну, вытри о брюки. У меня нет с собой платка.
Они подошли к кабинету и обнаружили, что он закрыт. Искин постучал, ответом ему была тишина. В коридоре все также, пялясь в пустое, открывающееся ему пространство холла, сидел за столом молодой человек.
— Извините, — обратился к нему Искин, — мы должны были попасть в двенадцатый кабинет, но он почему-то заперт.
— Это не удивительно, — сказал мужчина, чуть повернув голову. — Вы не знаете внутреннего распорядка.
— Возможно.
На лице мужчины отразилась слабая улыбка.
— У нас — обеденный перерыв.
— А вы? — спросила Стеф.
— Я? — нахмурился мужчина.
— У вас, наверное, тоже должен быть обеденный перерыв.
— У меня?
Мужчина привстал, снова сел, поднялся уже полностью. Рот его приоткрылся. Глаза сделались напряженными.
— Вы правы, — подал он руку Стеф. — Вы совершенно правы.
Мужчина вышел из-за стола. В волнении он шагнул в холл, потом вернулся, убрал какую-то книжку в ящик и, посветлев лицом, не оглядываясь, направился к выходу из здания.
— Хорошо, что он не в Фольдланде, да? — спросила Стеф, когда мужчина, розовея пятнышком лысины, прошел в двери.
— Не думаю, что он совсем ненормальный, — сказал Искин. — Возможно, просто с трудностями развития.
— У нас одну такую девочку сразу отправили в приют, — сказала Стеф. — Она не сразу отвечала, когда ее спрашивали.
— Ладно, — Искин взял руку «дочки» в свою ладонь. — Пойдем что ли тоже пообедаем? Кажется, я видел кафе на Бюргер-плац.