Точка сингулярности

Разгонов вернулся в отстроенный дом в Берлине и спокойно продолжал писать свой роман, переводя его теперь на английский. На русском служба ИКС и вместе с нею Шактивенанда очень не рекомендовали издавать его даже за границей, а уж в Москве — тем более. Ну, и что оставалось делать? Доверить перевод кому-то Мишка не хотел, да и поупражняться в языке представлялось ему крайне интересным. Он вновь отошел от дел ещё сильнее, чем прежде. Он совсем перестал понимать смысл этих дел. Ментальный бармалей выскользнул из рук как соленый грибок из-под вилки, выскользнул, упал на пол и закатился в какую-то грязную щель, из которой доставать его было не только лень, но и элементарно неаппетитно. Грейв действительно пропал напрочь. Залег на дно. Словно опять умер, только теперь уже по-настоящему.

Хотя с чего ему было умирать? Никто в него не стрелял серебряными пулями, осиновыми кольями никто не шпынял… Глупость какая-то! Разгонов не мог и уже не хотел понимать всей этой чертовщины. Он, например, так и не понял, почему ему не сообщили сразу в Дубай по телефону о мистически перелетевших из Берлина в Москву текстах. Тополь разводил руками на этот вопрос, Верба посылала очень далеко, а мудрец Анжей философски заявлял: «Так было надо».

«Да пошли вы все в баню!» — думал Разгонов. И для себя он решил, никого не пытаясь убедить в этом (какой смысл убеждать в чем-то сумасшедших?), что тетрадки было все-таки две. Первая оставалась в Москве. Вторую он взял с собою в Берлин, вписал в неё новые тексты, тетрадку выкрали, подбросили в тайник в квартире Редькина — тоже мне проблема! Ну и все. Белка, правда, утверждала, что тетрадка эта до самых последних дней перед отлетом в СНГ и Эмираты валялась в Айхвальде где-то в кладовке, аккурат рядом с обогревающим агрегатом. В общем, когда агрегат рванул, искать рядом с ним тетрадку было уже смешно, и эту гипотезу ни опровергнуть, ни доказать никто не мог. Разгонов на всех допросах-расспросах отвечал, что не писал своих текстов от руки дважды, однако теперь он уже и в этом не был уверен, просто предпочитал выкинуть все из головы, тем более, спустя время, когда острота проблемы ушла и, быть может, ушла навсегда…

Гуру Шактивенанда посокрушался некоторое время, мол, такой шанс упустили, идиоты! Кого он называл идиотами, оставалось не совсем понятным, сценарий-то всего действа был по большей части его собственный, значит, сам Анжей и получался центральным идиотом. Но, что поделать, не вышло — так не вышло, повезет в другой раз.

— А будет он, этот другой раз? — допытывалась Верба, все ещё мечтающая прочесть дискету Сиропулоса.

— Будет, — уверенно говорил Анжей. — Только нескоро.

Однако ему уже не верили.

После всей этой мрачноватой истории в службе ИКС уже НИКТО НИКОМУ НЕ ВЕРИЛ.

Меж тем жизнь струилась себе потихонечку. Незаметно, неспешно даже, и так было до самого августа девяноста восьмого.

Потом грянуло нечто. Над просторами необъятной России зазвенело ранее незнакомое слово «дефолт». Ближе к середине сентября, когда рубль обвалился окончательно и бесповоротно, и над любимой частью суши вновь нависла угроза политического переворота и всеобщего хаоса, Разгонов позвонил Вербе. Не застал её, пообщался с Тополем. Тот отмахнулся:

— Хочешь — следи за событиями, не хочешь — не следи, а индивидуальные политинформации мне проводить некогда, извини, дел по горло. Не обижайся.

Разгонов все равно обиделся, и Тополь, сбавил обороты:

— Слышь, у нас, правда, цейтнот. Позвони Стиву, он тебе все объяснит.

Стиву Чиньо? Чушь какая-то. Разгонов вспомнил этого надутого хлыща — дядю Степу из Гамбурга, ну, то есть он откуда-то из Америки, просто познакомились они в Гамбурге — и почувствовал, что не хочет со Стивом говорить. Подумал ещё минутку и накрутил номер Лешки Кречета.

Тот оказался у себя в Киеве и весьма любезно, даже неторопливо, все объяснил. На дурацкий вопрос «В Москве у власти уже коммунисты, что ли?» ответил в лучших своих традициях.

— Сам ты коммунист, о чем я тебе и говорил не далее, как год назад. Успокойся. Идет обычное политическое варево. Президент в отключке — у всех предвыборный фальстарт. Понятно излагаю? Глупостей русские наделали кучу, но страшного, то есть необратимого, ничего не случилось. Так что успокойся. Стрелять не будут. Просто в ближайшие годы народ в России будет жить очень плохо.

— Господи, как это скучно и противно! — вздохнул Разгонов.

— Ну, так и не думай об этом. Живешь в Берлине. Денег — куры не клюют. Сиди, пиши и не дергайся. Сейчас время прекрасное для литературы. Правда, хороших книг никто не читает и в обозримом будущем читать не собирается. Но писать их надо именно сегодня. Я, например, пишу.

Год назад Разгонов не поверил, что Кречет действительно пишет, а сейчас поверил и сразу. Лешка был, безусловно, прав на все сто и информацией владел в полном объеме. Вот только остался в душе неприятный осадок от того, как он сказал «русские» в третьем лице. А кем же он себя считает? Украинцем? Гражданином Вселенной? Представителем высшей расы?