Летов не понимал ничего. Он не понимал где он, кто он, всё, что оставалось от разума было поглощено одной жаждой, одним зудом убийства. Вокруг все казалось размытым, в ушах был лишь писк – Летов и видел, и слышал мир по-своему, по-мертвячьи. Рванул вниз по улице. Ветер бил в спину, пытаясь разодрать истасканную по полу рубаху. Холода Летов тоже не ощущал, хотя шел в минус 25 в одной порванной рубашке и галифе. Он был в своем, ином мире, мире сумасшедшего, ищущего спасения и нашедшего его в самом страшном, что только может совершить человек.
Вот показался прохожий. Шапки у него не было, он опустил голову, держа полы пальто, и подставляя ветру лишь заметенную снегом макушку, а не лицо. Зрачки Летова опять сузились, он зарычал и это рычание подхватил ветер.
Бросок и первый удар. Нож пронзил живот неизвестной жертвы и повалил ее на снег. Летов упал сверху, вынул нож и зарычал на всю улицу: он выглядел как сущий безумец. Летов принялся бить ножом по всему животу, бил по груди, да с таким остервенением, что, если бы мог, наверное, удивился тому, что в нем сидело столько сил, хотя они постоянно прятались где-то внутри, под гнетом тяжелейшей депрессии. Один удар, два удар, двадцать два – их было не счесть, все тело покойного было изрезано ножом, а Летов весь, от голенищ сапог до обезумевшего лица, был в крови.
Минуты через четыре после начала этого безумства с соседней улицы прибежали двое постовых, раздирая холодную улицу криком свистка, и ударом сапога скинули Летова с убиенного. Придавив окровавленные руки Летова и выбив из них такой же нож, постовые связали их быстро снятой портупеей и всеми силами пытались не смотреть на изуродованное тело в чистом пальто, которое уже заметал, заметал без остановки снег, тая на пока что теплой плоти.
Летов рычал, бился в конвульсиях, но его придавил массивный постовой, держащий в руках заведенный «Наган». Вскоре прибежало еще патруля два, которые перегородили тротуар, спрятав за своими массивными стенами тело. Удара три сапогом по лицу хватило, чтобы заставить Летова потерять сознание и пять зубов, а, соответственно, и чтобы прекратить эти нескончаемые конвульсии и рев.
«Скорая» резко затормозила посереди улицы. Кирвес услышал сквозь перегородку громкий возглас водителя: «Ох бл…ь!», и у него внутри словно все рухнуло. Он вспомнил, что окровавленный нож остался лежать на полу, сразу поняв, что же так ужаснуло водителя.
Из кузова «ГАЗа-55» сначала вылезли два медбрата в теплых «москвичках» и с потертыми саквояжами изумрудного цвета. Кирвес еще секунд пять просидел в ступоре и затем тоже вышел. Да, он был прав – на тротуаре стояла целая цепочка милиционеров. Внутри все оборвалось, даже в глазах все потемнело.
Он не успел…
… «Летов Сергей Владимирович, 1908 год рождения, место рождения: Новониколаевск, паспорт номер» – машинально диктовал писарь. В камере предварительного заключения в гордом одиночестве лежал Летов: весь в крови, и собственной, и чужой, тяжело дышащий и ничего не понимающий. Напротив него стояли двое: мрачный Кирвес, с забинтованной рукой, и не менее мрачный Ошкин.
–Не сберегли мы несчастного – пробормотал Ошкин. – Как думаешь, что с ним?
-На данный момент это все похоже на какое-то помрачнение сознания, даже на делирий, но расстройство психики у него с самого начала было. Как минимум клиническая депрессия и уж очень явные признаки галлюцинаторных расстройств.
-Депрессия?
-Постоянно подавленное настроение и ангедония.
-Я вот думаю, что теперь с нами сделают… как бы самому под статью не пойти.
-Думаю, Ладейников все поймет. В крайнем случае, уйдете на пенсию. Но вы же сами этого хотели?
-Да. Как говорится, дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут.
Летов продолжал сидеть, закинув голову и сложив окровавленные руки в единый клубок, лишь изредка дергаясь в конвульсиях и что-то бормоча. На полу вокруг него уже виднелись засохшие капельки крови, а тени, порождаемые постоянно проносящимися сквозь свет лампы милицейскими, изрезали тело Летова на части.
Вскоре установили и личность убитого – Кирвес извлек из буквально вбитого в тело пиджака паспорт и партийный билет. Убитый оказался уроженцем города Новосибирска Жлычевым Олегом Мироновичем – членом Бюро Первомайского райкома ВКП(б), заведующим отделом партийных, профсоюзных и комсомольских организаций РК ВКП (б), 1901 года рождения. Сам состоял в партии еще с 36-го года.