Точка слома

Летов прострелил ему колено, как учили в милиции, а рядовой пальнул в живот. Обезумевший солдат упал в пыль и, харкаясь кровью, пополз к изуродованному им трупу. Он, сквозь льющуюся изо рта кровь, еще бормотал что-то, но, кажется, это был лишь набор букв. Дико глядя на это действо, Летов не выдержал и прицельно выстрелил солдату в голову: он лишь распластался на окровавленной земле и лежал, прижавшись к убитой девушке: вместе они образовали какую-то жуткую букву «Т» на красном фоне. Летов еще долго смотрел на все это, не понимая, что случилось. И только через несколько дней, когда он уже сумел хоть немного поспать, осознал, что это было то самое «боевое сумасшествие», про которое он так часто слышал от ветеранов Первой Германской.

…Летов и Горенштейн сидели в кабинете Ошкина, мрачно глядя куда-то вниз, а Летов выглядел сильно усталым: было видно, что все это время он занимался изучением материалов дела.

«Итак, Веня все правильно сделал, связав эти убийства с тем инцидентом во время концерта 7 ноября. Я подумал, какая может быть связь, однако… ничего связанного тут явно нет. Тот случай не был подстроен – врачи же сказали, что это чисто из-за нервов было. Тем более, что отца у парня нет, а мать его вряд ли пошла бы рубить кого-то топором, да и с такой силой еще, это чисто физически невозможно. Второе, часто поднимался вопрос, мол, зачем убийца отрубает кисти и подкладывает эти четверостишья. Тут весьма просто: он этим хочет что-то показать, продемонстрировать. То ли он хочет показать нам свою избранность, необычность, то ли он так подкидывает нам какие-то подсказки. Потом, нужно опираться на эти четверостишья: через них можно выйти на убийцу. Отпечатки на них можно не искать: там куча этих отпечатков, а убийца не дурак и оставлять там свои не будет. Насчет мотивов… придумать его действительно сложно. Корыстный – нет, не украдено ничего. Мстить,… но кому и за что – эти люди никак не связаны и ни в чем не замешаны. Вы правильно задавали вопросы родственникам: ревностью тут тоже не пахнет. Трупы он не насиловал, так что и не ради половых потребностей тоже. Я пытался связать эти убийства с инцидентом на концерте, но, повторюсь, это не реально – прямой связи нет. Однако косвенная связь есть несомненно – может убийца захотел убивать после того инцидента, или он хочет нам что-то сказать этим. Быть может он так насмехается над «левыми», то есть обижен на режим, уже политические мотивы. Но если он контра и этим подкладыванием хочет показать презрение строю и великому товарищу Сталину лично, то почему он убивает хрен знает кого? Людей, которые к партийной работе не причастны. Обычных работяг и забулдыг?» – долго и монотонно говорил Летов.

Ошкин докурил папиросу и ответил: «То, что он продемонстрировать что-то хочет – в этом ты прав. Но вот что и кому? На это даже у тебя ответа нет».

-Это пока – спокойно ответил Летов. – С развитием дела поймем уж поди.

-Узнаю твой оптимизм, черт побери.

Летов еще недолго помолчал, усмехнувшись тому, что кто-то «заподозрил» его в оптимизме, а потом вспомнил тот случай времен войны с изуродованным трупом, который он очень кстати вспомнил.

–Есть у меня одна идея по поводу мотива – начал Летов.

-Говори скорей – взволнованно пробормотал Горенштейн.

-У меня на фронте был случай такой: обезумевший солдат, ну после контузии видимо, снял с виселицы труп и изуродовал его ножом. Он просто разворотил его, словно кусок мяса. Никто так и не понял зачем – вероятно, у него просто заклинило в мозгах после того, как его взрывом накрыло. Может с нашим убийцей тоже самое? Может, он убивает чисто ради удовольствия, просто потому что жаждет этого, просто не может без этого жить, как без папирос.

Ошкин озадачился. Он даже не думал о таком, о том, что такое возможно – в его практике просто не было подобных случаев.

–Но это же… это же уже какое-то животное – запинаясь, пробормотал Ошкин. – Это же уже не человек, а тварь!

-А разве тот, кто уродует трупы топором и отрубает кисти не тварь?

-Если он убивает из-за корыстных побуждений, то он еще человек, просто малодушный и желающий чего-то – вступил в диалог Горенштейн. – А если он убивает ради удовольствия, то он уже не человек, а животное, с инстинктом. Как кот, который все равно убивает и жрет мышей, хотя его отлично кормят.

-Вот! Я именно про это – он убивает из-за каких-то побуждений его организма, из-за инстинктов.

-Версия хорошая, но сам понимаешь, в нашей стране такого быть не может. Откуда нелюди в стране социализма? – будто ради галочки сказал Ошкин.

-Война многое разрушила. И людей тоже.

Горенштейн озадачился: по его лицу было видно, что он пытался вникнуть в сказанное. Он немного поводил руками, а потом переспросил: «То есть он убивает без плана, без схемы и без какого-либо мотива? Просто для удовольствия?»

–Да, – ответил Летов, – именно так. Он убивает, потому что получает от этого животное удовлетворение. Это у него как инстинкт. По крайней мере, я так думаю.