Я мотнула головой, плохо соображая, и, покачиваясь, медленно пошла к гостеприимно распахнутой двери. На лице Каллена расцвела обычная благодушная улыбка — и только в глубине ярко-зеленых глаз горел триумф победителя, который я давно научилась различать.
— Если тебя не уволят, — хотела бы я вложить в интонацию как можно больше яда, но получилось неуверенно, жалко и вяло. Мой голос сочился удовлетворением, а не злобой, с которой я пришла в этот кабинет. Этот подлец до сих пор вьет из меня веревки!
— Ты и про универ так говорила, — напомнил Эдвард с самодовольным смешком.
— Ведешь себя как ребенок, — с легким раздражением бросила я, шагая мимо.
— А ты — как сноб? — непрошибаемо ухмыльнулся он.
Я красноречиво взглянула на него, но обещание убийства не произвело абсолютно никакого эффекта.
— А по-моему, мы друг друга отлично дополняем, — наклонился Эдвард к моему уху, намеренно соблазняя горячим шепотом и сбивая закипающую спесь. — Кем бы ты стала без меня, доктор Свон? Женщиной, принесшей личные потребности в жертву работе? Не умеющей расслабляться трудоголичкой?
— Да ты!.. — начала было я.
— Тсс, — Эдвард легонько, но действенно шлепнул меня по заднице, заставляя заткнуться и легонько подталкивая к выходу. — И я, — признал он, предвосхитив мой вопрос. — Я тоже был бы никем без тебя.
Я хотела сказать что-то еще, но заметила маленького пациента, уже поджидающего в коридоре с листом назначений в руках, и прикусила болтливый язык.
— Мистер Роджерс, — по-взрослому обратился к ребенку Эдвард, и тот, вмиг преисполнившись важности и самоуважения, охотно кивнул. — Одну минутку, я подготовлю кабинет.
Фыркнув, я отправилась прочь — все еще покачиваясь на желеобразных ногах.
Остаток дня я провела как в тумане — боже, надеюсь, я ставила правильные диагнозы и делала адекватные назначения! Лишь часа через три мне удалось достаточно восстановить внутреннее равновесие. Пальцы Эдварда будто бы отпечатались на всем моем теле, оставив воспоминания о том, как сильно я умею гореть в его руках.
А еще меня сжигала первобытная ревность. Особенно когда я вновь и вновь выслушивала повторяющиеся сплетни о молодом ортопеде, обрастающие все менее красочными и более откровенными подробностями его таланта.
— Если он будет делать массаж медперсоналу, а не пациентам, его уволят меньше чем за неделю, — процедила я себе под нос, не выдержав очередного подслушанного разговора молодых (и не очень) восторженных девиц.
— Этого не произойдет, — рассмеялась та, что постарше. И, забавляясь, добавила: — Пока зав отделением — женщина.
Я была рада, что рабочий день Эдварда заканчивался раньше моего — хоть вечером я могла перевести дух и не бояться встретить зеленоглазого красавца на этаже больницы. Остаток рабочего дня прошел более-менее спокойно.
Меня одолевали мысли, пока я ехала домой. Я была в ярости, ненавидела Эдварда всей душой за то, что он ослушался моей слезной просьбы работать отдельно. С другой стороны, разве это получилось так уж плохо? Признай же, Свон: это было великолепно! Неправильно и запретно, и из-за этого особенно хорошо. Будто мы снова те влюбленные одержимые друг другом подростки, оказавшиеся в одной палатке и вступившие в горячую сладкую связь. Кто из женщин может похвастаться такой силой страсти спустя девять лет знакомства?
Дом на окраине Сан-Франциско, с видом на море, стоил баснословно дорого, и все же он был мой. Наш. Вообще-то он принадлежал Эсми: они с Карлайлом любили приезжать сюда во время отпусков. Но теперь он был записан на их чудесную семилетнюю внучку, обожающую место, в котором она родилась.
Звонкий голосок Ренесми было слышно еще с подъездной аллеи. Она хохотала, счастливая в своем беззаботном детстве, только начинающая вступать во «взрослую» — школьную — жизнь. Отперев дверь ключом, я втянула носом аромат ванили и слегка подгоревшей выпечки, и опять услышала заливистый смех, теперь не только девчачий, но и мужской.
— Дети, мать дома! — крикнула я на случай, если домочадцы пропустили мое усталое появление.
— Мамочка! — Топот маленьких ног и радостный визг были для меня самыми замечательными звуками на свете. Семилетняя Несси выскочила из кухни и с разбегу повисла у меня на шее: рыжеватые волнистые волосы и ярчайшие зеленые глаза, как у отца, покорили уже не одно сердце, а в будущем могли стать грозным оружием в завоевании противоположного пола.