— Черррт, — выругался Эдвард, сдавив пальцами лоб, как будто у него болит голова. Он простонал с досадой слово еще более матерное, словно бросал негодование самому небу. И только потом заметил меня. — Ты что, не ушла? — смотрел он на меня из-под приподнятой ладони.
Мысленно я закатила на него и на себя глаза. Что я должна ему ответить? Неужели мне придется тянуть эту лямку, от которой я так отчаянно отбрыкивалась — «делать ему домашку», лишь бы он оставался здесь? И тут же противный голосок запищал из глубины запертой на десять замков души: «А что, если это именно то, чего ты всегда хотела, но боялась признаться? Мечтала, чтобы он в тебе нуждался, даже в такой странной и бесперспективной форме».
Сморщив лицо, я прошла вперед и повесила сумку на спинку стула, решительно собираясь остаться. Брезгливо расчистив край стола, поправила тетради так, чтобы они лежали аккуратно, корешок к корешку, не выбиваясь ни на миллиметр. Эдвард все это время наблюдал за мной, почти не дыша. Когда я повернулась к нему, он выглядел озадаченным и хмурым.
Я понимала, что читать лекцию двадцатилетнему оболтусу — глупо и бессмысленно, поэтому просто подошла и молча присела рядом, на краешек кровати, стараясь не обращать внимания на привлекательный и почти голый вид передо мной. Надо было с чего-то начать, но я не имела понятия, о чем собираюсь разговаривать.
— Слушай, тебя отчислят, ты уже в списке, — приступила я издалека.
Он снова закрыл лицо локтем, отказываясь смотреть на меня.
— Знаю.
Я мрачно нахмурилась. Не хочу этого делать, но мне придется.
— Ну, хватит киснуть, Каллен. Если надо, я помогу.
Он перестал дышать. Я слышала, как его дыхание полностью прекратилось.
— Ты серьезно?
Нет, чертов лентяй, я шучу!
— Для чего еще нужны друзья?
Губы Эдварда растянулись в довольной улыбке, и я чуть не откатила все назад, испугавшись, что все вернется к старому, и парень попросту меня использует, как многих девочек до меня. Но он совладал с собой. Убрал руки от лица: в его глазах читалось слишком много различных эмоций, поэтому я не смогла выделить ни одну. Кончиками пальцев он потянулся ко мне, но не сделал ничего, кроме легкого прикосновения к плечу. Так осторожно изучают что-то очень хрупкое, находящееся под строгим запретом.
— Я согласен.
Я возблагодарила Небеса за то, что все оказалось настолько просто. И я была в шоке, что получилось уговорить его так легко.
— Только оденься, — встала я и отвернулась, ища в себе мужество чувствовать себя исключительно другом, а не обиженной любовницей.
***
Мы занимались. Мы действительно учили предметы, а не трахались, словно гребаные кролики. Мы даже не трогали друг друга, не смотрели в глаза, оставались серьезными и сосредоточенными на записях.
Все было не так плохо: оказывается, Эдвард что-то даже знал, что-то запомнил. Закрывая глаза и морща лоб, он напрягал мозги и выуживал оттуда ответы на мои вопросы, а если не находил, мы вместе читали информацию в учебнике. Он был словно ребенок, с которым должна возиться мать, иначе у него ничего не получится. Вспомнив о том, как отец до моего приезда готовил себе одни только бутерброды и подгорелые бифштексы, я сделала вывод, что такие, как Эдвард — большинство мужчин. Фил — второй мамин муж — не мог ни есть, ни одеться нормально, если ее не было рядом. Рене и сама-то была рассеянной и несобранной, и в доме царил постоянный бардак с тех пор, как я переселилась к отцу. Как они выживали друг с другом, непонятно.
Когда стемнело, мы с Калленом заказали пиццу. Я стала поглядывать на часы: не пора ли домой. До одиннадцати вечера я должна была покинуть мужской кампус.
— А где твой сосед? — запивая сочную «маргариту» горячим чаем, поинтересовалась я, глядя на открытую дверь в самодельную вторую комнату, отгороженную оклеенной постерами фанерой, и стоявшую там пустую кровать. Я помнила, как Элис когда-то мечтательно рассказывала о потрясающем соседе Эдварда, затмившего моего парня харизмой и красотой — я была заинтригована и хотела взглянуть на него. С тех пор увлечение Элис прошло: у них ни одна лекция не совпадала, и подруге так и не удалось найти способ к нему подкатить. Она приходила к Эдварду несколько раз под предлогом занятий, но Джаспер — так звали соседа — или отсутствовал, или не обращал на нее необходимого внимания.
— Он диджей, работает по ночам. Сегодня вообще рано вызвали — какое-то большое мероприятие, ушел до самого утра.
Я сочувственно покачала головой, предполагая, что у такого парня тоже наверняка есть проблемы в учебе. Зато водились деньги — судя по крутой гитаре, висящей над кроватью, немаленькие.
Когда пицца закончилась, Эдвард принес большой черный мешок и сгреб в него все банки, бутылки и мусор со стола, расчистив столешницу и разложив на ней еще не изученные нами за сегодня конспекты. Я поняла, что он настроен решительно, и муки совести в моей груди потихонечку начали отступать.